валяются убитые и раненые люди и верблюды, а уцелевшие верблюды бегут во все 
стороны.

Наконец разбойники убедились, что каравана им не одолеть. Тогда их предводитель 
протрубил сигнал, и все, кто еще оставался в живых, кинулись прочь.

Разбойник, удиравший последним, схватил ребенка и положил его перед собой на 
седло. За ним бросилась женщина; с криками и мольбами бежала она по равнине 
вслед за разбойником. Но все было напрасно. Вскоре мы увидели, как она рухнула 
в песок и закрыла лицо руками. Тогда Том схватился за штурвал и кинулся 
догонять негодяев. Мы со свистом устремились вниз и выбили разбойника из седла 
вместе с ребенком, причем злодею здорово досталось. Ребенок был невредим. Он 
лежал, болтая в воздухе ручонками и ножонками, в точности как жук, который упал 
на спину и не может перевернуться. Разбойник, шатаясь, пошел ловить свою лошадь.
 Он не знал, чем его ударило, потому что мы уже поднялись на три-четыре сотни 
ярдов вверх.

Мы ждали, что теперь женщина пойдет и возьмет своего ребенка, но она не пошла. 
В подзорную трубу было видно, что она все еще сидит на месте, опустив голову на 
колени. Она, конечно, ничего не видела и думала, что разбойник так и увез 
ребенка. Находилась она почти в полумиле от своих. Поэтому мы подумали, что 
успеем спуститься, взять ребенка и доставить его к ней прежде, чем люди из 
каравана смогут до нас добраться. Рассудив, что у них и без нас достаточно 
хлопот с ранеными, мы решили, что стоит рискнуть. Сказано – сделано. Мы 
спустились пониже, остановились, Джим слез по лестнице и подобрал ребенка. 
Славный толстый малыш был в прекрасном настроении, хотя только что участвовал в 
битве и свалился с лошади. Затем мы отправились к матери и остановились 
невдалеке. Джим сошел на землю, подкрался к ней, и, когда он был совсем рядом, 
ребенок загукал, как обычно делают малыши. Услыхав его голос, мать быстро 
обернулась и закричала от радости. Она бросилась к ребенку, схватила его, 
обняла, затем опустила на землю и стала обнимать Джима, потом сорвала с себя 
золотую цепь, повесила ее Джиму на шею, снова кинулась его обнимать, потом 
подняла ребенка и прижала его к груди. Все это время она всхлипывала и издавала 
радостные крики. Джим подошел к лестнице, вскарабкался наверх, и в тот же миг 
мы снова взмыли в небо. Женщина, закинув голову, глядела вверх, а ребенок 
охватил ей шею руками… Так она и стояла, пока мы не скрылись из виду.



ГЛАВА VII. ТОМ ОТДАЕТ ДОЛЖНОЕ БЛОХЕ

– Полдень! – сказал Том. И точно – Томова тень превратилась в маленькое 
пятнышко возле его ног. Посмотрели мы на гринвичские часы и видим, что на них 
сейчас будет двенадцать. Том и говорит, что Лондон от нас либо прямо на север, 
либо прямо на юг – одно из двух. Судя по погоде, по песку и по верблюдам, он 
решил, что на север, и порядочно на север – примерно как от Нью-Йорка до 
Мехико-Сити.

Джим сказал, что, по его мнению, шар самая быстроходная штука в мире, если 
только не считать некоторые породы птиц, например дикого голубя, или поезд.

Но Том говорит, будто он читал, что в Англии поезда ходят со скоростью сто миль 
в час и что во всем мире нет птиц, которые бы летали так быстро, не считая 
одной, а именно блохи.

– Блохи? Да как же это, масса Том? Во-первых, она вроде не совсем птица…

– Не птица? А кто ж она тогда?

– Не знаю точно, масса Том, да только я думаю, что она просто животная. Да нет, 
это тоже не годится – для животной она вроде маловата. Она, наверно, жук. Да, 
сэр, она жук, уж это точно.

– Бьюсь об заклад, что она не жук, да уж ладно. Ну, а во-вторых что?

– Во-вторых, птицы летают далеко, а блоха нет.

– Блоха далеко не летает? А скажи-ка: далеко – это, по-твоему, сколько?

– Далеко – это много-много миль. Да ведь это же всякий знает.

– Ну, а человек, он может много миль пройти?

– Да, сэр, может.

– Столько же, сколько поезд?

– Да, сэр, только дайте ему время.

– А блоха разве не может?