– Не важно, они в пустыне не живут. А что это там такое? Дай-ка мне трубу.

Он долго приглядывался и наконец сказал, что видит длинную черную ленту, 
которая тянется по песку, но не может разобрать, что это такое.

– Ну вот, – говорю я, – теперь ты, может, и узнаешь, где находится наш шар. 
Ведь это наверняка одна из тех линий, что нарисованы на карте. Те самые, 
которые ты называешь меридианами. Стоит нам только спуститься вниз и посмотреть,
 какой у нее номер, и…

– Ох, и болван же ты, Гек Финн! Ты что же думаешь – меридианы протянуты по 
земле?

– Том Сойер, они нарисованы на карте – ты это отлично знаешь; вот они возьми 
сам и посмотри.

– Разумеется, они нарисованы на карте, но это ничего не значит. На земле их нет.


– Том, ты это точно знаешь?

– Конечно, знаю.

– Стало быть, эта карта опять соврала. В жизни не видывал такого вруна, как эта 
карта.

Тут Том рассвирепел, я рассердился, ну и Джим тоже приготовился высказать свое 
мнение. Еще минута, и мы снова принялись бы спорить, но в этот самый миг Том 
уронил подзорную трубу и как сумасшедший стал хлопать в ладоши и вопить:

– Верблюды! Верблюды!

Я схватил подзорную трубу, Джим тоже, и мы стали глядеть. Однако я сразу же 
разочаровался и сказал:

– Сам ты верблюд! Это же пауки!

– Пауки? В пустыне? Осел несчастный! Процессия пауков? Ты когда-нибудь думаешь, 
что говоришь, Гек Финн? Да только, по-моему, тебе и думать-то нечем. Разве ты 
не знаешь, что мы поднялись на целую милю вверх, а до этой цепочки, что ползет 
там внизу, еще мили две или три? Пауки – как бы не так! Пауки с корову 
величиной! Может, ты спустишься вниз, чтоб их подоить? Но все равно, это 
верблюды. Это караван – вот что это такое, и не меньше мили длиной.

– Ну, раз так, давай спустимся и поглядим. Не верю я в это, и не поверю, покуда 
сам не увижу.

– Отлично, – говорит Том и тут же дает команду снижаться.

Спускаясь по косой вниз, к жаркой погоде, мы увидели, что это и в самом деле 
верблюды. Они тянулись бесконечной цепочкой, и на каждом были навьючены тюки. А 
еще мы увидели людей – несколько сот человек в длинных белых балахонах. Головы 
у них были повязаны чем-то вроде шалей с кистями и бахромой. У одних были 
длинные ружья, у других – ничего, некоторые ехали верхом на верблюдах, другие 
шли пешком. А жарища-то – настоящее пекло! А как медленно они тащились! И вдруг 
мы остановились в какой-нибудь сотне ярдов над их головами!

Тут они все как завопят! Некоторые бросались ничком на землю, другие начали 
палить в нас из ружей, остальные кинулись врассыпную, верблюды за ними.

Когда мы увидели, что причиняем им одни неприятности, то сразу же поднялись на 
милю вверх, к прохладе, и опять стали наблюдать. Целый час ушел у них на то, 
чтобы собраться и снова составить свою процессию. Затем они опять двинулись в 
путь, но в подзорную трубу нам было видно, что они все время следят за нами – 
ну, а мы летим себе, поглядывая на них в свои подзорные трубы. Вдруг мы увидели 
большой песчаный холм. За холмом как будто копошились люди, а на верхушке вроде 
бы лежал человек. Он то и дело поднимал голову, словно следил за чем-то – не то 
за нами, не то за караваном, мы никак не могли разобрать. Когда караван подошел 
поближе, человек быстро сполз на другую сторону холма и кинулся к остальным 
людям – это и в самом деле были люди, и притом с лошадьми, – и мы увидели, как 
они вскакивают на лошадей и несутся, словно на пожар. Одни были вооружены 
копьями, другие – длинными ружьями, и все вопили благим матом.

Они посыпались на караван, и в один миг все смешалось и такая поднялась пальба, 
какой вы в жизни не слыхивали. Сквозь густой пороховой дым едва можно было 
разглядеть, как они там дерутся. В этой битве участвовало не меньше шестисот 
человек. Прямо смотреть жутко! Потом все разбились на отдельные кучки и 
сражались не на жизнь, а на смерть, носясь взад-вперед и избивая друг друга как 
попало. И каждый раз, когда дым немного рассеивался, было видно, что везде