остановились прямо передо мной, сигары осветили их лица, и тогда я сразу узнал, 
что высокий – это глухонемой испанец с пластырем на глазу и седыми бакенбардами,
 а другой – тот самый оборванец в лохмотьях.

– Что же, ты и лохмотья рассмотрел при свете сигары?

Гек сбился на минуту. Потом продолжал:

– Уж не знаю, право, как-то все-таки рассмотрел.

– Потом они пошли дальше, и ты за ними?

– Да, и я за ними. Правильно. Хотелось поглядеть, что они затевают, – уж очень 
по-воровски они прошмыгнули. Я дошел за ними до забора вдовы, притаился в 
темноте и слышал, как оборванец заступался за вдову, а испанец клялся, что 
изуродует ее, – я же вам рассказывал…

– Как? Глухонемой все это говорил?

Гек опять сделал страшный промах. Уж как он старался, чтобы старик не угадал, 
кто такой этот испанец, и все-таки язык подвел его, несмотря на все старания. 
Он попробовал вывернуться, но старик не спускал с него глаз, и Гек завирался 
все хуже и хуже. Наконец старик сказал:

– Ты меня не бойся, милый. Я тебе ничего плохого не сделаю. Наоборот, 
заступлюсь за тебя, да, заступлюсь. Этот испанец вовсе не глухонемой, ты сам же 
проговорился нечаянно, теперь уж этого не исправить. Ты что-то знаешь про этого 
испанца и хочешь это скрыть. Напрасно ты мне не доверяешь. Скажи, в чем дело, я 
тебя не выдам.

Гек с минуту смотрел в честные глаза старика, потом нагнулся к нему и прошептал 
на ухо:

– Никакой это не испанец – это индеец Джо!

Валлиец так и подскочил на стуле. Помолчав с минуту, он сказал:

– Ну, теперь все ясно. Когда ты рассказывал про вырванные ноздри и обрубленные 
уши, я уже решил, что это ты прибавил для красного словца, потому что белые так 
не мстят. Ну, а индеец – это совсем другое дело!

За завтраком, продолжая разговор, старик рассказал, между прочим, что, перед 
тем как улечься в постель, он взял фонарь и вместе с сыновьями пошел 
осматривать изгородь, нет ли на ней крови или где-нибудь на земле поблизости. 
Крови они не нашли, зато подобрали большой узел с…

– С чем?

Если бы слова были молнией, то и тогда они не могли бы сорваться быстрее с 
побелевших уст Гека. Он широко раскрыл глаза и почти не дышал в ожидании ответа.
 Валлиец изумился и тоже уставился на него; смотрел три секунды, пять секунд, 
десять, потом ответил:

– С воровским инструментом. Да что с тобой такое?

Гек откинулся на спинку стула, едва дыша, но чувствуя глубокую, невыразимую 
радость. Валлиец посмотрел на него внимательно и с любопытством, потом сказал:

– Да, с воровским инструментом. Тебе, кажется, от этого легче стало? Чего ты 
так встревожился? Что, по-твоему, мы должны были найти?

Гек был прижат к стенке. Вопросительный взгляд так и буравил его. Он бы отдал 
все на свете, лишь бы нашлось из чего состряпать подходящий ответ. Ничего не 
приходило в голову. Вопросительный взгляд буравил все глубже и глубже. На язык 
лезла сущая бессмыслица. Обдумывать было некогда, и он сказал наобум, едва 
слышно:

– Может, учебники для воскресной школы?

Бедный Гек расстроился и не мог даже улыбнуться, зато старик захохотал громко и 
весело, так что вся его крупная фигура сотрясалась с головы до пят, и наконец 
сказал, что такой здоровый смех не хуже денег в кармане, потому что доктору 
придется меньше платить. Потом прибавил:

– Ах ты бедняга, сразу побледнел и осунулся. Видать, что нездоров, – нечего и 
удивляться, что мозги у тебя набекрень. Ну, да авось обойдется. Отдохнешь, 
выспишься, и все, я думаю, как рукой снимет.

Геку было досадно, что он вел себя, как дурак, и выказал такое подозрительное 
волнение, потому что, еще у изгороди подслушав разговор, он перестал надеяться,