— Мне кажется, сэр, я прав. Вон там по течению плывут стволы деревьев!

— Да, прибывающая вода подмывает и уносит подшившие деревья, но ведь они 
продолжают плавать и после ее убыли. А берег вернее расскажет тебе, как обстоит 
дело; вот подожди — мы подходим к месту, где он немного выдается. Смотри: 
видишь узкую полоску ила? Он отложился, когда вода была выше. А видишь, кое-где 
на берегу уже осели стволы, занесенные течением. Берег еще и в другом может 
помочь. Ьидишь там сухой ствол на ложном мысе?

— Да, сэр.

— Вода как раз доходит до его корней. Отметь себе это!

— Зачем?

— Это значит, что в протоке «Сто три» вода стоит на семи футах.

— Но ведь «Сто три» гораздо выше?

— Вот тут то и обнаруживается, зачем надо изучать берег: теперь в протоке «Сто 
три» воды достаточно, а когда мы подойдем — может быть не так; а берег нас все 
время держит начеку. Поднимаясь против течения во время убыли воды, идти 
протоками вообще нельзя, а когда идешь во время убыли вниз — протоки, по 
которым разрешено идти, все наперечет. На этот счет в Соединенных Штатах 
имеется соответствующий закон. Когда подойдем к «Ста трем», река может 
подняться, и тогда мы пройдем. Какая у нас сейчас осадка?

— Шесть футов кормой и шесть с половиной носом.

— Кое-что ты как будто знаешь.

— Но вот что мне особенно хочется знать: неужели я должен вечно изо дня в день 
мерить берега этой реки, на протяжении всех тысячи двухсот миль!

— Конечно!

Чувства мои нельзя было выразить словами.

Наконец я все-таки проговорил:

— Ну а эти протоки… много их?

— Ну конечно! Кажется, в этот рейс ты вообще не увидишь реку такой, какой видел 
ее раньше, — полная, так сказать, перемена. Если река снова начнет подниматься, 
мы пройдем над такими перекатами, которые раньше возвышались над ней, высокие и 
сухие словно крыши домов; мы пройдем по мелким местам, которые ты увидишь 
впервые, прямо через середину перекатов, занимающих триста акров; мы 
проскользнем по рукавам, где раньше была суша; промчимся лесами, скашивая по 
двадцать пять миль прежнего пути; мы увидим обратную сторону каждого острова 
между Новым Орлеаном и Каиром.

— Значит, мне опять нужно взяться за работу и зубрить про эту реку столько же, 
сколько я уже зубрил?

— Ровно вдвое больше — и как можно точнее!

— Да-а, век живи — век учись. Дураком я был, что взялся за это дело!

— Это правильно. Но ты и остался дураком. А вот если выучишь все, как я сказал, 
— поумнеешь.

— Ох, никогда мне не выучить!

— Ну, за этим уж я присмотрю!

Через некоторое время я снова рискнул спросить:

— А мне надо выучить все это так же подробно, как и остальное, как очертания 
реки и прочее, — словом так, чтобы я мог идти и ночью?

— Да. И тебе надо иметь хорошие опознавательные приметы от самого начала до 
самого конца реки — приметы, которые помогали бы тебе но виду берега узнавать, 
довольно ли во всех бесчисленных протоках воды, — вроде того дерева, помнишь? 
Когда река находится в самом начале своего подъема, ты можешь пройти с 
полдюжины проток, самых глубоких. Поднимется еще на фут — можно пройти еще 
дюжину, следующий фут добавит еще дюжины две, и так далее; ты видишь, что нужно 
знать берега и приметы с совершеннейшей, непоколебимой точностью и никогда не 
путать, потому что, если уж ты вошел в протоку, назад хода нет — это тебе не 
река, и надо либо пройти протоку до конца, либо застрять месяцев на шесть, если 
в это время вода спадет. Есть штук пятьдесят таких проток, но которым вообще