— Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его милости, или вы забыли 
приличия? Скорее на колени, вы все, да стукайте лбами покрепче! Кланяйтесь его 
королевской особе и его королевским лохмотьям!

И с буйным весельем они все упали на колени, воздавая своей жертве глумливые 
почести.

Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием сказал:

— Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на виселицу!

Э, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно умолк, и веселье уступило 
место ярости. Голосов десять закричало:

— Держи его! Волоки его в пруд! Где собаки? Хватай его, Лев! Хватай его, 
Клыкастый!

Затем последовала сцена, какой никогда еще не видела Англия: плебеи подняли 
руку на священную особу наследника и стали травить его псами, которые чуть не 
разорвали его.

К ночи принц очутился в густо населенной части города. Тело его было в синяках, 
руки в крови, лохмотья забрызганы грязью. Он бродил по улицам, все больше теряя 
мужество, — усталый и слабый, еле волоча ноги. Он уже перестал задавать вопросы 
прохожим, потому что те отвечали ему одними ругательствами. Он бормотал про 
себя:

— Двор Отбросов! Только бы хватило у меня сил не упасть и дотащиться до него, — 
тогда я спасен. Родные этого мальчишки отведут меня во дворец, скажут, что я не 
принадлежу к их семье, что я истинный принц, — и я снова стану, чем был.

Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчишки из Христовой обители, 
и говорил себе:

— Когда я сделаюсь королем, они не только получат от меня пищу и кров, но будут 
учиться по книгам, так как сытый желудок немногого стоит, когда голодают сердце 
и ум. Эту историю я постараюсь хорошенько запомнить, чтобы урок, полученный 
мною сегодня, не пропал даром и мой народ не страдал бы от невежества. Знание 
смягчает сердца, воспитывает милосердие и жалость.

В окнах зажглись огни, поднялся ветер, пошел дождь, — наступила сырая, холодная 
ночь. Бездомный принц, бесприютный наследник английского трона шел все дальше и 
дальше, углубляясь в лабиринты грязных улиц, где теснились кишащие ульи нищеты.

Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его за шиворот и сказал:

— Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой, небось, не принес ни одного 
медного фартинга! Ну смотри! Если ты без денег, я переломаю тебе все твои тощие 
ребра, не будь я Джон Кенти!



Принц вырвался из рук пьяницы и, брезгливо потирая оскверненное его 
прикосновением плечо, вскричал:

— О, ты его отец? Слава благим небесам! Отведи меня в родительский дом, а его 
уведи оттуда.

— Его отец? Не знаю, что ты хочешь сказать, но знаю, что твой отец я… И скоро 
ты на собственной шкуре…

— О, не шути, не лукавь и не мешкай! Я устал, я изранен, я не в силах терпеть. 
Отведи меня к моему отцу, королю, и он наградит тебя такими богатствами, какие 
тебе не снились и в самом причудливом сне. Верь мне, верь, я не лгу, я говорю 
чистую правду! Протяни мне руку, спаси меня! Я воистину принц Уэльский!

С изумлением уставился Джон Кенти на мальчика и, качая головой, пробормотал:

— Спятил с ума, словно сейчас из сумасшедшего дома.

Потом он опять схватил принца за шиворот, хрипло засмеялся и выругался:

— В своем ты уме или нет, а мы с бабкой пересчитаем тебе все ребра, не будь я 
Джон Кенти!

И он потащил за собой упирающегося, разъяренного принца и скрылся вместе с ним 
в одном из ближайших дворов, провожаемый громкими и веселыми криками гнусного 
уличного сброда.