подчеркивая каждое слово:

— Тс-с! я открою тебе великую тайну!

Он наклонился к мальчику, но тотчас же отшатнулся, как бы прислушиваясь, 
подошел, крадучись, к окну, высунул голову, вглядываясь в потемки; потом на 
носках вернулся, приблизил свое лицо к самому лицу короля и прошептал:

— Я — архангел!

Король сильно вздрогнул и сказал себе: «Уж лучше бы мне остаться с бродягами! 
Теперь я во власти сумасшедшего!»

Его тревога усилилась и ясно отразилась у него на лице. Тихим, взволнованным 
голосом отшельник продолжал:

— Я вижу, ты чувствуешь, какая святость окружает меня! На челе твоем начертан 
благоговейный страх! Никто не может пребывать в этой святости и не ощутить 
этого страха, ибо это святость неба. Я улетаю туда и возвращаюсь во мгновение 
ока. Пять лет назад сюда, на это самое место, с небес были ниспосланы ангелы, 
чтобы возвестить мне о том, что я удостоен архангельского чина. От них исходил 
ослепительный свет. Они преклонили передо мною колени, ибо я еще более велик, 
чем они. Я вознесся в небеса и беседовал с патриархами… Дай мне руку, не бойся… 
дай мне руку. Знай, что ты коснулся руки, которую пожимали Авраам, Исаак, 
Иаков! Я был в золотых чертогах, я видел самого господа бога!

Он остановился, чтобы поглядеть, какое впечатление произвела его речь; затем 
лицо его исказилось, и он снова вскочил на ноги, восклицая сердито:

— Да, я архангел. Только архангел! А я мог бы быть папой! Это истинная правда. 
Мне это сказал голос во сне двадцать лет тому назад. Да, меня должны были 
сделать папой! И я был бы папой, ибо такова воля небес. Но король разорил мой 
монастырь, и меня, бедного, гонимого монаха, лишили крова и отняли у меня мою 
великую будущность.

Он опять забормотал, в бессильной ярости ударяя себя кулаком по лбу; время от 
времени у него вырывались то проклятия, то жалобные возгласы.

— И вот почему я только архангел, когда мне предназначено было сделаться папой!

Так продолжалось целый час, а бедный маленький король сидел и мучился. Но вот 
ярость старика утихла, и он стал необычайно ласков. Голос его смягчился, он 
сошел с облаков на землю и принялся болтать так просто, так сердечно, что 
вскоре совсем покорил сердце короля. Он усадил мальчика поближе к огню, 
стараясь устроить его как можно удобнее; ловкой и нежной рукой промыл его 
порезы и царапины; затем стал готовить ужин, все время весело болтая и то 
трепля мальчика по щеке, то гладя его по голове так нежно и ласково, что вместо 
страха и отвращения король скоро почувствовал к «архангелу» уважение и любовь.

Это приятное расположение духа продолжалось до конца ужина; затем, помолившись 
перед распятием, отшельник уложил мальчика спать в маленькой соседней каморке, 
укутав его заботливо и любовно, как мать, и, еще раз приласкав его на прощанье, 
оставил его и уселся у огня, рассеянно и бесцельно переворачивая головешки в 
очаге. Вдруг он остановился и несколько раз постучал пальцем по лбу, словно 
стараясь вспомнить какую-то ускользнувшую мысль. Но это ему, видимо, не 
удавалось.

Внезапно он вскочил я вошел в комнату гостя, с вопросом:

— Ты король?

— Да, — сквозь сон ответил мальчик.

— Какой король?

— Англии.

— Англии? Так Генрих умер?

— Увы, да. Я сын его.

Словно черная тень легла на лицо отшельника. Он со злобой сжал свои костлявые 
руки, постоял в раздумье, учащенно дыша и глотая слюну, потом хрипло выговорил:

— Знаешь ли ты, что это по его милости мы стали бездомными и бесприютными?[29 - 
Король Генрих VIII (1491–1547) ввел в Англии протестантизм и конфисковал 
церковные и монастырские земли.]

Ответа не было. Старик наклонился, вглядываясь в спокойное лицо мальчика и 
прислушиваясь к его ровному дыханию.