Теперь он был скрыт от дома высокой изгородью. В смертельном страхе, он напряг 
все силы и помчался к далекому лесу. Он ни разу не оглядывался до тех пор, пока 
не достиг лесной опушки; тогда он оглянулся и увидел вдали двух мужчин. Этого 
было достаточно; он не стал рассматривать их, а поспешил дальше и не убавлял 
шага, пока не очутился в сумрачной чаще леса. Тут только он остановился, 
полагая, что теперь он в безопасности. Он чутко прислушался, — кругом стояла 
глубокая, торжественная тишина — тяжелая тишина, угнетавшая душу. Лишь изредка, 
напрягая слух, он различал звуки, но такие отдаленные, глухие и таинственные, 
что казалось, то были не настоящие звуки, а лишь их стонущие и плачущие 
призраки. Эти звуки были еще страшнее той тишины, которую они нарушали.

Вначале он хотел до самого вечера не двигаться с места, но от бега он вспотел, 
и теперь ему стало холодно; пришлось идти, чтобы согреться ходьбой. Он пустился 
прямиком через лес, надеясь выйти где-нибудь на дорогу, но ошибся. Он все шел и 
шел; но чем дальше, тем, казалось, гуще становился лес. Стемнело, и король 
понял, что скоро наступит ночь. Он содрогнулся при мысли, что ему придется 
заночевать в таком жутком месте; он стал торопиться, но от этого двигался еще 
медленнее, так как в полутьме не видел, куда ступает, и то и дело спотыкался о 
корни, запутывался в ветках и колючих кустах.

Как он обрадовался, когда, наконец, увидел слабый огонек! Он осторожно подошел 
к огоньку, часто останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться. Этот огонек 
светился в оконце убогой маленькой хижины. Оконце было без стекол. Король 
услыхал голос и хотел убежать и спрятаться, но, разглядев, что тот, кому 
принадлежал голос, молится, передумал. Он подкрался к окну, единственному во 
всей хижине, приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь. Комната была маленькая, 
с земляным полом, плотно утоптанным; в углу было устроено ложе из камыша, 
покрытое изодранными одеялами; тут же у постели виднелись ведро, кружка, миска, 
несколько горшков и сковородок; рядом невысокая скамейка и табурет о трех 
ножках; в очаге догорало пламя. Перед распятием, освещенным одною только свечой,
 стоял на коленях старик, а возле него, на старом деревянном ящике, рядом с 
человеческим черепом, лежала раскрытая книга. Старик был большой, костистый; 
волосы и борода у него были очень длинные и белые, как снег; на нем было 
одеяние из овечьих шкур, ниспадавшее от шеи до пят.

«Святой отшельник! — сказал себе король. — Наконец-то мне повезло!».

Отшельник поднялся с колен. Король постучался. Низкий голос ответил:

— Войди, но оставь грех за порогом, потому что земля, на которую ты ступишь, 
священна!

Король вошел и остановился. Отшельник устремил на него блестящие, беспокойные 
глаза и спросил:

— Кто ты такой?

— Я король, — услышал он ответ, простой и скромный.

— Добро пожаловать, король! — в восторге воскликнул отшельник.

Затем, лихорадочно суетясь и беспрестанно повторяя «добро пожаловать!», 
отшельник подвинул скамейку к огню, усадил на нее короля, подбросил в огонь 
охапку хвороста и возбужденно забегал по комнате из угла в угол.

— Добро пожаловать! Многие искали приюта в этом святилище, но оказались 
недостойны и были изгнаны. Но король, отвергший корону, презревший суетные 
почести, подобающие его сану, и облекшийся в лохмотья, чтобы провести свои дни 
в святости и умерщвлении плоти, — он достоин, он желанный гость! Он останется 
здесь до самой кончины.

Король поспешил прервать его и сообщил ему подлинные обстоятельства дела, но 
отшельник не обратил на его слова никакого внимания, даже, невидимому, не 
слышал их, а продолжал говорить с возрастающим жаром и все повышая голос:

— Здесь ты пребудешь в мире. Здесь никто не откроет твоего убежища, чтобы 
беспокоить тебя мольбами вернуться к пустой и суетной жизни, которую ты покинул,
 повинуясь божьему велению. Здесь ты будешь молиться; ты будешь изучать 
священное писание; ты будешь размышлять о безумии и обольщениях мира сего и о 
блаженстве будущей жизни; ты будешь питаться черствым хлебом и травами и 
ежедневно бичевать свое тело ради очищения души. Ты будешь носить на голом теле 
власяницу; ты будешь пить только воду; ты будешь наслаждаться покоем! — да, 
полным покоем, ибо тот, кто придет искать тебя, вернется осмеянный; он не 
найдет тебя, он не смутит тебя.

Старик продолжал ходить из угла в угол. Он уже не говорил вслух, а что-то 
бормотал про себя. Король воспользовался этим, чтобы рассказать свою историю. 
Под влиянием смутной тревоги и какого-то неясного предчувствия он рассказал ее 
очень красноречиво. Но отшельник продолжал ходить и бормотать, не обращая на 
него внимания. Все еще бормоча, он приблизился к королю и сказал выразительно,