разногласий с господствующей католической церковью была подвергнута пыткам и 
сожжена в Смитфилде.] а с нею еще трех человек; он слышал, как некий бывший 
епископ читал им длинную проповедь, которая, впрочем, очень мало заинтересовала 
его. Да, в общем жизнь Тома была довольно-таки разнообразна и приятна.

Понемногу чтение книг и мечты о жизни королей так сильно подействовали на него, 
что он, сам того не замечая, стал разыгрывать из себя принца, к восхищению и 
потехе своих уличных товарищей. Его речь и повадки стали церемонны и 
величественны. Его влияние во Дворе Отбросов с каждым днем возрастало, и 
постепенно сверстники привыкли относиться к нему с восторженным почтением, как 
к высшему существу. Им казалось, что он так много знает, что он способен к 
таким дивным речам и делам! И сам он был такой умный, ученый! О каждом 
замечании и о каждом поступке Тома дети рассказывали старшим, так что вскоре и 
старшие заговорили о Томе Кенти и стали смотреть на него как на чрезвычайно 
одаренного, необыкновенного мальчика. Взрослые в затруднительных случаях стали 
обращаться к нему за советом и часто дивились остроумию и мудрости его 
приговоров. Он стал героем для всех, кто знал его, — только родные не видели в 
нем ничего замечательного.

Прошло немного времени, и Том завел себе настоящий королевский двор! Он был 
принцем; его ближайшие товарищи были телохранителями, камергерами, 
шталмейстерами, придворными лордами, статс-дамами и членами королевской фамилии.
 Каждый день самозваного принца встречали по церемониалу, вычитанному Томом из 
старинных романов; каждый день великие дела его мнимой державы обсуждались на 
королевском совете; каждый день его высочество мнимый принц издавал приказы 
воображаемым армиям, флотам и заморским владениям.

Потом он в тех же лохмотьях шел просить милостыню, выпрашивал несколько 
фартингов,[5 - Фартинг — мелкая монета, меньше копейки.] глодал черствую корку, 
получал обычную долю побоев и ругани и, растянувшись на охапке вонючей соломы, 
вновь предавался мечтам о своем воображаемом величии. А желание увидеть хоть 
раз настоящего, живого принца росло в нем с каждым днем, с каждой неделей и в 
конце концов заслонило все другие желания и стало его единственной страстью.

В один январский день он, как всегда, вышел в поход за милостыней. Несколько 
часов подряд, босой, продрогший, уныло слонялся он вокруг Минсинг Лэйна и Литтл 
Ист Чипа, заглядывая в окна харчевен и глотая слюнки при виде ужаснейших свиных 
паштетов и других смертоубийственных изобретений, выставленных в окне: для него 
это были райские лакомства, достойные ангелов, по крайней мере судя по запаху,
 — отведывать их ему никогда не случалось. Моросил мелкий холодный дождь; день 
был тоскливый и хмурый. Под вечер Том пришел домой такой измокший, утомленный, 
голодный, что даже отец с бабкой как будто пожалели его, — конечно, на свой 
лад: наскоро угостили его тумаками и отправили спать. Долго боль и голод, а 
также ругань и потасовки соседей не давали ему уснуть, но, наконец, мысли его 
унеслись в дальние, чудесные страны, и он уснул среди принцев, с ног до головы 
усыпанных золотом и драгоценными каменьями. Принцы жили в огромных дворцах, где 
слуги благоговейно склонялись перед ними или летели выполнять их приказания. А 
затем, как водится, ему приснилось, что он и сам — принц.

Всю ночь он упивался своим королевским величием; всю ночь окружали его знатные 
леди и лорды; в сиянии яркого света он шествовал среди них, вдыхая чудесные 
ароматы, восхищаясь сладостной музыкой и отвечая на почтительные поклоны 
расступавшейся перед ним толпы — то улыбкой, то царственным кивком.

А утром, когда он проснулся и увидал окружающую его нищету, все вокруг, — как 
всегда после подобного сна, — показалось ему в тысячу раз непригляднее. Сердце 
его горестно заныло, и он залился слезами.



ГЛАВА III

ВСТРЕЧА ТОМА С ПРИНЦЕМ

Том встал голодный и голодный поплелся из дому, но все его мысли были поглощены 
призрачным великолепием его ночных сновидений. Он рассеянно брел по улицам, 
почти не замечая, куда идет и что происходит вокруг. Иные толкали его, иные 
ругали, но он был погружен в свои мечты, ничего не видел, не слышал. Наконец он 
очутился у ворот Темпл Бара. Дальше в эту сторону он никогда не заходил. Он 
остановился и с минуту раздумывал, куда он попал, потом мечты снова захватили 
его, и он очутился за городскими стенами. В то время Стренд уже не был 
проселочной дорогой и даже считал себя улицей, — но вряд ли он имел право на 
это, потому что, хотя по одну сторону Стренда тянулся почти сплошной ряд домов, 
дома на другой стороне были разбросаны далеко друг от друга, — великолепные 
замки богатейших дворян, окруженные роскошными садами, спускавшимися к реке. В 
наше время на месте этих садов теснятся целые мили угрюмых строений из камня и 
кирпича.

Том добрался до деревни Черинг и присел отдохнуть у подножья красивого креста, 
воздвигнутого в давние дни одним овдовевшим королем, оплакивавшим безвременную