оттуда на цыпочках; должно быть, ходили убирать комнату вашего величества или 
еще зачем-нибудь, – думали, что вы уже встали; а как увидели, что вы еще спите, 
решили убраться поскорее от греха, чтобы не разбудить вас, не потревожить.

– Ах черт, вот так штука! – сказал король, и оба они с герцогом смотрели 
растерянна и довольно-таки глупо.

С минуту они стояли в раздумье, почесывая головы, а потом герцог засмеялся 
этаким скрипучим смехом и говорит:

– Нет, вы только подумайте, как эти негры ловко разыграли комедию! Прикинулись, 
будто им жалко уезжать из этих мест! И я тоже поверил, что им жалко, и вы 
поверили, да и все остальные. И не говорите мне после этого, что у негров нет 
актерского таланта! Ведь вот какие комедианты, просто кого угодно одурачили бы! 
На мой взгляд, мы их дешево отдали. Будь у меня капитал и свой театр, мне бы и 
не надо лучших актеров, – а тут мы взяли да и продали их чуть не даром, за 
какие-то гроши. Да еще и гроши-то пока не наши. Послушайте, а где же эти гроши, 
где этот самый чек?

– В банке лежит, дожидается срока. А где же ему быть?

– Ну, тогда все в порядке, слава богу.

Я прикинулся, будто бы оробел, а сам спрашиваю:

– Что-нибудь случилось?

Король набросился на меня с руганью:

– Не твое дело! Знай помалкивай и заботься о своих делах, если они у тебя есть! 
Да смотри помни это, пока ты здесь, в городе, – слышишь? – А потом говорит 
герцогу: – Ничего не поделаешь, придется стерпеть; будем держать язык за зубами,
 вот и все.

Они стали спускаться по лестнице, и тут герцог опять засмеялся и говорит:

– Быстро продали, да мало нажили! Выгодное дельце – нечего сказать!

Король огрызнулся на него:

– Я же старался, думал, что лучше будет поскорей их продать! А если прибыли 
никакой не оказалось и убыток большой, а в итоге – нуль, то я виноват не больше 
вашего.

– Да, а если бы послушались моего совета, то негры остались бы в доме, а нас бы 
тут не было.

Король огрызнулся, однако соблюдая осторожность, а потом переменил направление 
и опять набросился на меня. Он задал мне хорошую трепку: я не доложил ему, что 
негры вышли из его комнаты на цыпочках, – и сказал, что всякий дурак на моем 
месте догадался бы, что дело нечисто. А потом стал и себя ругать: будто бы все 
это оттого и вышло, что он поднялся в то утро ни свет ни заря, даже не отдохнул 
как следует, и будь он проклят, если когда-нибудь еще встанет рано. И они ушли, 
переругиваясь; а я очень обрадовался, что удалось это дело свалить на негров, 
да еще так ловко, что им это нисколько не повредило.



Глава XXVIII

А там, гляжу, пора и вставать. Я спустился с чердака и пошел было вниз; но 
когда проходил мимо комнаты девочек, то увидел, что дверь в нее открыта, а Мэри 
Джейн сидит перед своим раскрытым сундуком и укладывает в него вещи – 
собирается в Англию. Только в ту минуту она не укладывала, а сидела со 
сложенным платьем на коленях и плакала, закрыв лицо руками. Я очень расстроился,
 глядя на нее, да и всякий на моем месте расстроился бы. Я вошел к ней в 
комнату и говорю:

– Мисс Мэри Джейн, вы не можете видеть людей в несчастье, и я тоже иной раз не 
могу. Скажите, что такое случилось?

И она рассказала. Конечно, это было из-за негров, так я и знал. Она говорила, 
что теперь и поездка в Англию для нее все равно что пропала: как она может там 
веселиться, когда знает, что мать никогда больше не увидится со своими детьми! 
А потом расплакалась пуще прежнего, всплеснула руками и говорит:

– Ах, боже мой, боже! Подумать только, что они больше никогда друг с другом не 
увидятся!

– Увидятся, еще и двух недель не пройдет, – я-то это знаю! – говорю я.