кормовое весло, и их отнесло течением мили за две, прямо на разбитый пароход, 
коркой вперед, и паромщик с негритянкой и лошадьми потонули, а мисс Гукер за 
что-то уцепилась и влезла на этот самый пароход. Через час после захода солнца 
мы поехали на нашей шаланде, но было уж так темно, что мы не заметили разбитого 
парохода и тоже налетели на него; только мы все спаслись, кроме Билла Уиппла… 
такой был хороший мальчик! Лучше бы я утонул вместо него, право…

– Господи боже, я в жизни ничего подобного не слыхивал! А потом что же вы стали 
делать?

– Ну, мы кричали-кричали, только река там такая широкая – никто нас не слыхал. 
Вот папа и говорит: «Надо комунибудь добраться до берега, чтоб нам помогли». Я 
только один умею плавать, поэтому я бросился в реку и поплыл, а мисс Гукер 
сказала: если я никого раньше не найду, то здесь у нее есть дядя, так чтоб я 
его разыскал – он все устроит. Я вылез на берег милей ниже и просил встречных 
что-нибудь сделать, а они говорят: «Как в такую темень, и течение такое 
сильное? Не стоит и пробовать, ступай к парому». Так если вы теперь поедете…

– Я бы и поехал, ей-богу, да и придется, пожалуй. А кто же, прах возьми, 
заплатит за это? Как ты думаешь, может, твой отец?..

– Не беспокойтесь. Мисс Гукер мне сказала, что ее дядя Хорнбэк…

– Ах ты черт, так он ей дядя? Послушай, ступай вон туда, где горит огонь, а 
оттуда свернешь к западу – через четверть мили будет харчевня; скажи там, чтобы 
свели тебя поскорей к Джиму Хорнбэку, он за все заплатит. И не копайся – он 
захочет узнать, что случилось. Скажи ему, что я его племянницу выручу и 
доставлю в безопасное место, раньше чем он успеет добраться до города; а я 
побежал будить нашего механика.

Я пошел на огонек, а как только сторож скрылся за углом, я повернул обратно, 
сел в лодку, проехал вверх по течению шагов шестьсот около берега, а потом 
спрятался между дровяными баржами; я успокоился только тогда, когда паром 
отошел от пристани. Но вообще-то говоря, мне было очень неприятно, что я так 
хлопочу из-за этих бандитов: ведь мало кто стал бы о них заботиться. Мне 
хотелось, чтобы вдова про это узнала. Она, наверно, гордилась бы тем, что я 
помогаю таким мерзавцам, потому что вдова и вообще все добрые люди любят 
помогать всяким мерзавцам да мошенникам.

Ну, в конце концов в тумане стало видно и разбитый пароход – он медленно 
погружался все глубже и глубже. Меня сначала даже в холодный пот бросило, а 
потом я стал грести к пароходу. Он почти совсем затонул, и я сразу увидел, что 
едва ли кто тут остался живой. Я объехал кругом парохода, покричал немного, но 
никто мне не ответил – все было тихо, как в могиле. Мне стало жалко бандитов, 
но не очень; я подумал: если они никого не жалели, то и я не буду их жалеть.

Потом показался паром; я отъехал на середину реки, направляясь вкось и вниз по 
течению; потом, когда решил, что меня уже не видно с парома, перестал грести и 
оглянулся: вижу, они ездят вокруг парохода, вынюхивают, где тут останки мисс 
Гукер, а то вдруг дядюшке Хорнбэку они понадобятся! Скоро поиски прекратились, 
и паром направился к берегу, а я налег на весла и стрелой полетел вниз по реке.

Прошло много-много времени, прежде чем показался фонарь на плоту у Джима; а 
когда показался, то мне все чудилось, будто он от меня миль за тысячу. Когда я 
доплыл до плота, небо начинало уже светлеть на востоке; мы причалили к острову, 
спрятали плот, потопили лодку, а потом легли и заснули как убитые.



Глава XIV

Проснувшись, мы пересмотрели все добро, награбленное шайкой на разбитом 
пароходе; там оказались и сапоги, и одеяла, и платья, и всякие другие вещи, а 
еще много книг, подзорная труба и три ящика сигар. Такими богачами мы с Джимом 
еще никогда в жизни не были. Сигары оказались первый сорт. До вечера мы 
валялись в лесу и разговаривали; я читал книжки; и вообще мы недурно провели 
время. Я рассказал Джиму обо всем, что произошло на пароходе и на пароме, и 
сообщил ему кстати, что это и называется приключением; а он ответил, что не 
желает больше никаких приключений. Джим рассказал, что в ту минуту, когда я 
залез в рубку, а он прокрался обратно к плоту и увидел, что плота больше нет, 
он чуть не умер со страха: так и решил, что ему теперь крышка, чем бы дело ни 
кончилось, потому что если его не спасут, так он утонет; а если кто-нибудь его 
спасет, так отвезет домой, чтобы получить за него награду, а там мисс Уотсон, 
наверно, продаст его на Юг. Что ж, он был прав; он почти всегда бывал прав, 
голова у него работала здорово, – для негра, конечно.

Я долго читал Джиму про королей, про герцогов и про графов, про то, как пышно 
они одеваются, в какой живут роскоши и как называют друг друга «ваше 
величество», «ваша светлость» и «ваша милость» вместо «мистера». Джим только 
глаза таращил – так все это казалось ему любопытно.