|
прежнего. Дождь так и хлестал, и нигде не видно было ни огонька, – должно быть,
все спали. Мы неслись вниз по реке и глядели, не покажется ли где огонек или
наш плот. Прошло очень много времени; и дождь наконец перестал, но тучи все не
расходились, и молния все поблескивала; как вдруг, во время одной такой вспышки,
видим – впереди что-то чернеет на воде; мы – скорее туда.
Это был наш плот. До чего же мы обрадовались, когда опять перебрались на него!
И вот впереди, на правом берегу, замигал огонек. Я сказал, что сейчас же туда и
отправлюсь. Лодка была до половины завалена добром, которое воры награбили на
разбитом пароходе. Мы свалили все в кучу на плоту, и я велел Джиму плыть
потихоньку дальше и зажечь фонарь, когда он увидит, что уже проплыл мили две, и
не гасить огня, пока я не вернусь; потом я взялся за весла и направился туда,
где горел свет. Когда я подплыл ближе, показались еще три-четыре огонька повыше,
на горе. Это был городок. Я перестал грести немного выше того места, где горел
огонь, и меня понесло по течению. Проплывая мимо, я увидел, что это горит
фонарь на большом пароме. Я объехал паром вокруг, отыскивая, где же спит
сторож; в конце концов я нашел его на битенге[4 - Битенг – двойная
металлическая или деревянная тумба на баке судна, на которую крепят якорную
цепь либо буксирный трос.]: он спал, свесив голову на колени. Я раза два или
три толкнул его в плечо и начал рыдать.
Он вскочил как встрепанный, потом видит, что это я, потянулся хорошенько,
зевнул и говорит:
– Ну, что там такое? Не плачь, мальчик… Что случилось?
Я говорю:
– Папа, и мама, и сестрица, и… – Тут я опять всхлипнул.
Он говорит:
– Ну, будет тебе, что ты так расплакался? У всех бывают неприятности, обойдется
как-нибудь. Что же с ними такое случилось?
– Они… они… Это вы сторож на пароме?
– Да, я, – говорит сторож очень довольным тоном. – Я и капитан, и владелец, и
первый помощник, и лоцман, и сторож, и старший матрос; а иной раз бывает, что я
же и груз и пассажиры. Я не так богат, как старый Джим Хорнбэк, и не могу
швырять деньги направо и налево, каждому встречному и поперечному, как он
швыряет; но я ему много раз говорил, что не поменялся бы с ним местами;
матросская жизнь как раз по мне, а жить за две мили от города, где нет ничего
интересного и не с кем слова сказать, я нипочем не стану, даже за все его
миллионы. Я говорю…
Тут я перебил его и сказал:
– Они попали в такую ужасную беду…
– Кто это?
– Да они: папа, мама, сестренка и мисс Гукер. И если б вы подъехали туда со
своим паромом…
– Куда это «туда»? Где они?
– На разбитом пароходе.
– На каком это?
– Да тут только один и есть.
– Как, неужто на «Вальтере Скотте? «
– Да.
– Господи! Как же это они туда попали, скажи на милость?
– Ну, разумеется, не нарочно.
– Еще бы! Господи ты мой боже, ведь им не быть живыми, если они оттуда не
выберутся как можно скорей! Да как же это они туда попали?
– Очень просто. Мисс Гукер была в гостях в городе…
– А, в Бутс-Лендинг! Ну, а потом?
– Она была там в гостях, а к вечеру поехала со своей негритянкой на конском
пароме ночевать к своей подруге, мисс… как ее… забыл фамилию; они потеряли
|
|