|
он охнул возле моего локтя, и я сказал ему:
– Скорей, Джим, некогда валять дурака да охать! На пароходе целая шайка убийц,
и если мы не отыщем, где у них лодка, и не пустим ее вниз по реке, чтоб они не
могли сойти с парохода, одному из шайки придется плохо. А если мы найдем лодку,
то им всем крышка – шериф их заберет. Живей поворачивайся! Я обыщу левый борт,
а ты правый. Начинай от плота и…
– Ох, господи, господи! От плота? Нету больше плота, он отвязался и уплыл! А мы
тут остались!
Глава XIII
У меня дух захватило и ноги подкосились. Остаться на разбитом пароходе с такой
шайкой! Однако распускать слюни было некогда. Теперь уж во что бы то ни стало
надо было найти эту лодку – нам самим она была нужна. И вот мы стали
пробираться по правому борту, а сами трясемся, дрожим, еле-еле добрались до
кормы; казалось, что прошло не меньше недели. Никаких и признаков лодки. Джим
сказал, что дальше он, кажется, идти не может; он так боится, что у него и сил
больше нет, – совсем ослаб. А я сказал: все равно надо идти, потому что если мы
тут останемся, то нам придется плохо, это уж вер» но. И мы пошли дальше. Мы
стали искать кормовую часть рубки, нашли ее, а потом насилу пробрались ощупью к
световому люку, цепляясь за выступы, потому что одним краем он был уже в воде.
Только мы подобрались вплотную к двери, смотрим – и лодка тут как тут. Я едва
разглядел ее в темноте. Ну и обрадовался же я! Еще секунда, и я бы в нее
забрался, но тут как раз открылась дверь. Один из бандитов высунул голову в
двух шагах от меня; я уж думал, что теперь мне крышка, а он опять убрал голову
и говорит:
– Перевесь подальше этот чертов фонарь, Билл, чтоб его не было видно.
Он бросил в лодку мешок с какими-то вещами, влез в нее сам и уселся. Это был
Паккард. Потом вышел Билл и тоже сел в лодку. Паккард сказал тихим голосом:
– Готово, отчаливай!
Я едва удержался за выступ – до того вдруг ослабел. Но тут Билл сказал:
– Погоди, а его ты обыскал?
– Нет. А ты?
– Тоже нет. Значит, его доля при нем и осталась.
– Ну, так пойдем; какой толк брать барахло, а деньги оставлять!
– Послушай, а он не догадается что у нас на уме?
– Может, и не догадается. Но надо же нам забрать эти деньги. Идем!
И они вылезли из лодки и пошли обратно в каюту.
Дверь за ними захлопнулась, потому что крен был как раз в эту сторону. Через
полсекунды я очутился в лодке, и Джим тоже ввалился вслед за мной. Я схватил
нож, перерезал веревку, и мы отчалили.
До весел мы и не дотронулись, не промолвили ни слова даже шепотом, боялись даже
вздохнуть. Мы быстро скользили вниз по течению, в мертвой тишине, проплыли мимо
кожуха и мимо пароходной кормы; еще секунда-другая, и мы очутились шагов за сто
от разбитого парохода, тьма поглотила его, и ничего уже нельзя было разглядеть;
теперь мы были в безопасности и сами знали это.
Когда мы отплыли по течению шагов на триста – четыреста, в дверях рубки на
секунду сверкнул искоркой фонарь, и мы поняли, что мошенники хватились своей
лодки и теперь начинают понимать, что им придется так же плохо, как и Тернеру.
Тут Джим взялся за весла, и мы пустились вдогонку за своим плотом. Только
теперь я в первый раз пожалел этих мошенников – раньше мне, должно быть, было
некогда. Я подумал, как это страшно, даже для убийц, очутиться в таком
безвыходном положении. Думаю: почем знать, может, я и сам когда-нибудь буду
бандитом, – небось мне такая штука тоже не понравится! И потому я сказал Джиму:
– Как только увидим огонек, то сейчас же и причалим к берегу, повыше или пониже
шагов на сто, в таком месте, где можно будет хорошенько спрятать тебя вместе с
лодкой, а потом я придумаю что-нибудь: пойду искать людей – пускай заберут эту
шайку и спасут их всех, чтобы можно было повесить потом, когда придет их время.
Но это была неудачная мысль. Скоро опять началась гроза, на этот раз пуще
|
|