берега.

Я переправился в город немного ниже пристани, и течением меня снесло к окраине. 
Привязав челнок, я пошел по берегу. В маленькой хибарке, где очень давно никто 
не жил, теперь горел свет, и мне захотелось узнать, кто это там поселился. Я 
подкрался поближе и заглянул в окно. Женщина лет сорока сидела за простым 
сосновым столом и вязала при свече. Лицо было незнакомое; она, должно быть, 
недавно сюда приехала, потому что всех городских я знал. На этот раз мне 
повезло, потому что я уже начинал трусить: зачем, думаю, я пошел? Ведь по 
голосу могут узнать, кто я такой. А если эта женщина хоть два дня прожила в 
таком маленьком городишке, она, конечно, сможет рассказать все, что мне нужно. 
Я постучал в дверь, дав себе слово ни на минуту не забывать, что я девчонка.



Глава XI

– Войдите, – сказала женщина; и я вошел. – Садись на этот стул.

Я сел. Она оглядела меня с ног до головы своими маленькими блестящими глазками 
и спросила:

– Как же тебя зовут?

– Сара Уильямс.

– А где ты живешь? Здесь где-нибудь поблизости?

– Нет, в Гукервилле, это за семь миль отсюда, вниз по реке. Я всю дорогу шла 
пешком и очень устала.

– И проголодалась тоже, я думаю. Сейчас поищу чегонибудь.

– Нет, не надо. Я так проголодалась, что зашла на ферму, в двух милях отсюда, и 
сейчас мне есть не хочется. Вот почему я так поздно. Моя мать лежит больная, 
денег у нас нет, и ничего нет; я и пошла к моему дяде, Абнеру Муру. Мать 
сказала: он живет на том конце города. Я тут никогда еще не бывала. Вы его 
знаете?

– Нет, я еще не всех знаю. Мы тут и двух недель не прожили. До того конца 
города не так-то близко. Оставайся у нас ночевать. Да сними шляпу.

– Нет, я лучше немного отдохну, – сказал я, – а потом пойду дальше. Я темноты 
не боюсь.

Она сказала, что одну меня не отпустит, а вот придет ее муж часика через 
полтора, тогда он меня проводит. Потом она начала рассказывать про своего мужа, 
про тех родственников, которые живут вверх по реке, и про тех, которые живут 
вниз по реке, и что раньше они с мужем жили гораздо лучше, и что напрасно они 
переехали в наш город, надо было просто не обращать ни на что внимания, и так 
далее, и так далее; я уж начал думать, не напрасно ли я надеялся у нее 
разузнать, что делается в нашем городе, но в конце концов дело все-таки дошло 
до моего отца и до того, как меня убили, – тут уж, думаю, пускай ее болтает. 
Она рассказала мне и про то, как мы с Томом Сойером нашли двенадцать тысяч 
(только по ее словам выходило двадцать), про моего папашу, и про то, что он 
человек пропащий, и что я тоже пропащий, наконец добралась и до того, как меня 
убили. Я спросил:

– А кто же это сделал? Мы про это убийство слыхали в Гукервилле, только вот не 
знаем, кто убил Гека Финна.

– Ну, по-моему, и у нас тут найдется много таких, которые хотели бы узнать, кто 
его убил. Некоторые думали, что сам старик Финн убил.

– Да что вы?

– Сначала почти все так думали. А он так и не узнает никогда, что его чуть-чуть 
не линчевали. Только к ночи передумали и решили, что убил беглый негр по имени 
Джим.

– Да ведь он…

Я остановился. Решил, что лучше будет помолчать. А она все говорила и говорила 
и даже не заметила, что я что-то сказал.

– Этот негр сбежал в ту самую ночь, когда убили Гека Финна. Так что за него 
обещают награду – триста долларов. И за старика Финна тоже назначили награду – 
двести долларов. Он, видите ли, явился в город утром, рассказал про убийство и 
вместе со всеми ездил искать тело, а после того взял да и скрылся. Его в тот же 
вечер собирались линчевать, только он, видите ли, удрал. Ну, а на другой день