|
свете мы носу не показывали из пещеры.
В другой раз, перед самым рассветом, мы причалили к верхнему концу острова – и
вдруг видим: с западной стороны плывет к нам целый дом. Дом был двухэтажный и
здорово накренился. Мы подъехали и взобрались на него – влезли в окно верхнего
этажа. Но было еще совсем темно, ничего не видно; тогда мы вылезли, привязали
челнок и сели дожидаться, когда рассветет.
Не успели мы добраться до нижнего конца острова, как начало светать. Мы
заглянули в окно. Мы разглядели кровать, стол, два старых стула, и еще на полу
валялось много разных вещей, а на стене висела одежда. В дальнем углу лежало
что-то вроде человека. Джим окликнул:
– Эй, ты!
Но тот не пошевельнулся. Тогда и я тоже окликнул его. А потом Джим сказал:
– Он не спит – он мертвый. Ты не ходи, я сам пойду погляжу.
Он влез в окно, подошел к лежащему человеку, нагнулся, поглядел и говорит:
– Это мертвец. Да еще к тому же и голый. Его застрелили сзади. Должно быть, дня
два или три, как он умер. Поди сюда, Гек, только не смотри ему в лицо – уж
очень страшно.
Я совсем не стал на него смотреть. Джим прикрыл его каким-то старым тряпьем,
только это было ни к чему: я и глядеть-то на него не хотел. На полу валялись
старые, замасленные карты, пустые бутылки из под виски и еще две маски из
черною сукна, а все стены были сплошь исписаны самыми скверными словами и
разрисованы углем. На стене висели два заношенных ситцевых платья, соломенная
шляпка, какие-то юбки и рубашки и мужская одежда. Мы много кое-чего снесли в
челнок – могло пригодиться. На полу валялась старая соломенная шляпа, какие
носят мальчишки; я ее тоже захватил. А еще там лежала бутылка из-под молока,
заткнутая тряпкой, чтоб ребенку сосать. Мы бы взяли бутылку, да только она была
разбита. Были еще обшарпанный старый сундук и чемодан со сломанными застежками,
и тот и другой стояли раскрытые, но ничего стоящего в них не осталось. По тому,
как были разбросаны вещи, видно было, что хозяева убежали второпях и не могли
унести с собой все пожитки.
Нам достались: старый жестяной фонарь, большой нож без ручки, новенький
карманный ножик фирмы Барлоу (такой ножик ни в одной лавке не купишь дешевле,
чем за полдоллара), много сальных свечей, жестяной подсвечник, фляжка, жестяная
кружка, рваное ватное одеяло, дамская сумочка с иголками, булавками, нитками,
куском воска, пуговицами и прочей чепухой, топорик и гвозди, удочка потолще
моего мизинца, с большущими крючками, свернутая в трубку оленья шкура, собачий
ошейник, подкова, пузырьки из-под лекарств, без ярлыков; а когда мы собрались
уже уходить, я нашел довольно приличную скребницу, а Джим – старый смычок от
скрипки и деревянную ногу. Ремни вот только оторвались, а так совсем хорошая
нога, разве только что мне она была длинна, а Джиму коротка. А другую ногу мы
так и не нашли, сколько не искали.
Так что, вообще говоря, улов был неплохой. Когда мы собрались отчаливать от
дома, совсем уже рассвело. Мы были на четверть мили ниже острова; я велел Джиму
лечь на дно челнока и прикрыл его ватным одеялом, – а то, если б он сидел,
издали было бы видно, что это негр. Я стал править к иллинойсскому берегу с
таким расчетом, чтобы нас отнесло на полмили вниз по течению, потом держался
под самым берегом, в полосе стоячей воды. Мы вернулись на остров без всяких
приключений, никого не повстречав.
Глава X
После завтрака мне пришла охота поговорить про мертвеца и про то, как его убили,
только Джим не захотел. Он сказал, что этим можно накликать беду, а кроме того,
как бы мертвец не повадился к нам таскаться по ночам, – ведь человек, который
не похоронен, скорей станет везде шляться, чем тот, который устроен и лежит
себе спокойно на своем месте. Это, пожалуй, было верно, так что я спорить не
стал, только все думал об этом: мне любопытно было знать, кто же это его
застрелил и для чего.
Мы хорошенько осмотрели одежду, которая нам досталась, и нашли восемь долларов
серебром, зашитые в подкладку старого пальто из попоны. Джим сказал, что эти
люди, наверное, украли пальто: ведь если б они знали про зашитые деньги, так не
оставили бы его здесь. Я ответил, что, верно, они же убили и хозяина, только
Джим не хотел про это разговаривать.
Я ему сказал:
– Вот ты думаешь, что это не к добру, а что ты говорил позавчера, когда я
|
|