Я разленился, мне было очень хорошо и совсем не хотелось вставать и готовить 
завтрак. Я было опять задремал, как вдруг мне послышалось, что где-то выше по 
реке раскатилось глухое «бум! «. Я проснулся, приподнялся на локте и 
прислушался; через некоторое время слышу опять то же самое. Я вскочил, побежал 
на берег и посмотрел сквозь листву; гляжу, по воде расплывается клуб дыма, 
довольно далеко от меня, почти наравне с пристанью. А вниз по реке идет 
пароходик, битком набитый народом. Теперь-то я понял, в чем дело! Бум! Смотрю, 
белый клуб дыма оторвался от парохода. Это они, понимаете ли, стреляли из пушки 
над водой, чтоб мой труп всплыл наверх.

Я здорово проголодался, только разводить костер мне было никак нельзя, потому 
что они могли увидеть дым. Я сидел, глядя на пороховой дым, и прислушивался к 
выстрелам. Река в этом месте доходит до мили в ширину, а в летнее утро смотреть 
на нее всегда приятно, так что я проводил бы время очень недурно, глядя, как 
ловят мой труп, если бы только было чего поесть. И тут я вдруг вспомнил, что 
при этом всегда наливают ртуть в ковриги хлеба и пускают по воде, потому что 
хлеб всегда плывет прямехонько туда, где лежит утопленник, и останавливается 
над ним. Ну, думаю, надо смотреть в оба: как бы не прозевать, если какая-нибудь 
коврига подплывет ко мне поближе. Я перебрался на иллинойсский край острова; 
думаю – может, мне и повезет. И не ошибся: гляжу, плывет большая коврига, и я 
уже было подцепил ее длинной палкой, да поскользнулся, и она проплыла мимо. 
Конечно, я стал там, где течение ближе всего подходит к берегу, – настолько-то 
я смыслил. Через некоторое время подплывает другая коврига, и на этот раз я ее 
не упустил. Я вытащил затычку, вытряхнул небольшой шарик ртути, запустил в 
ковригу зубы. Хлеб был белый, какой только господа едят, не то что простецкая 
кукурузная лепешка.

Я выбрал хорошенькое местечко, где листва была погуще, и уселся на бревно, 
очень довольный, жуя хлеб и поглядывая на пароходик. И вдруг меня осенило. 
Говорю себе: уж, наверно, вдова, или пастор, или еще кто-нибудь молился, чтобы 
этот хлеб меня отыскал. И что же, так оно и вышло. Значит, правильно: молитва 
доходит, – то есть в том случае, когда молятся такие люди, как вдова или 
пастор; а моя молитва не подействует. И, по-моему, она только у праведников и 
действует.

Я закурил трубочку и довольно долго сидел – курил и смотрел, что делается. 
Пароходик шел вниз по течению, и я подумал, что, когда он подойдет ближе, можно 
будет разглядеть, кто там на борту, а пароход должен был подойти совсем близко 
к берегу, в том месте, куда прибило хлеб.

Как только пароходик подошел поближе, я выколотил трубку и побежал туда, где я 
выловил хлеб, и лег за бревно на берегу, на открытом месте. Бревно было с 
развилиной, и я стал в нее смотреть.

Скоро пароходик поравнялся с берегом; он шел так близко от острова, что можно 
было перекинуть сходни и сойти на берег. На пароходе были почти все, кого я 
знал: отец, судья Тэтчер, Бекки Тэтчер, Джо Гарпер, Том Сойер со старухой тетей 
Полли, Сидом и Мэри и еще много других. Все разговаривали про убийство. Но тут 
вмешался капитан и сказал:

– Теперь смотрите хорошенько! Здесь течение подходит всего ближе к берегу: 
может, тело выбросило на берег и оно застряло где-нибудь в кустах у самой воды. 
Во всяком случае, будем надеяться.

Ну, а я надеялся совсем на другое. Все они столпились на борту и, наклонившись 
над перилами, старались вовсю – глядели чуть ли не в самое лицо мне. Я-то их 
отлично видел, а они меня нет. Потом капитан скомандовал: «От борта!» – и пушка 
выпалила прямо в меня, так что я оглох от грохота и чуть не ослеп от дыма; 
думал – тут мне и конец. Если бы пушка у них была заряжена ядром, то они 
наверняка получили бы то самое мертвое тело, за которым гонялись. Ну, опомнился 
– гляжу, ничего мне не сделалось, цел, слава богу. Пароход прошел мимо и 
скрылся из виду, обогнув мыс. Время от времени я слышал выстрелы, но все дальше 
и дальше; а после того как прошло около часа, и совсем ничего не стало слышно. 
Остров был в три мили длиной. Я решил, что они доехали до конца острова и 
махнули рукой на это дело. Оказалось, однако, что пока еще нет. Они обогнули 
остров и пошли под парами вверх по миссурийскому рукаву, изредка стреляя из 
пушки. Я перебрался на ту сторону острова и стал на них смотреть. Поравнявшись 
с верхним концом острова, пароходик перестал стрелять, повернул к миссурийскому 
берегу и пошел обратно в город.

Я понял, что теперь могу успокоиться. Больше никто меня искать не станет. Я 
выбрал свои пожитки из челнока и устроил себе уютное жилье в чаще леса. Из 
одеял я соорудил что-то вроде палатки, для того чтобы вещи не мочило дождем. Я 
поймал соменка, распорол ему брюхо пилой, а на закате развел костер и поужинал. 
Потом закинул удочку, чтобы наловить рыбы к завтраку.

Когда стемнело, я уселся у костра с трубкой и чувствовал себя сперва очень 
недурно, а когда соскучился, то пошел на берег и слушал, как плещется река, 
считал звезды, бревна и плоты, которые плыли мимо, а потом лег спать. Нет лучше