– Нигде я не был, – говорю, – просто мы ловили беглого негра вместе с Сидом.

– А куда же вы все-таки пропали? – говорит он. – Твоя тетка очень беспокоилась.

– Зря она беспокоилась, – говорю, – ничего с нами не случилось. Мы побежали за 
людьми и за собаками, только они нас обогнали, и мы их потеряли из виду, а 
потом нам показалось, будто они уже за рекой; мы взяли челнок и переправились 
на ту сторону, но только никого там не нашли и поехали против течения; сначала 
все держались около берега, а потом устали и захотели спать; тогда мы привязали 
челнок и легли и только час назад проснулись и переправились сюда. Сид пошел на 
почту – узнать, нет ли чего нового, а я вот только разыщу чегонибудь нам поесть,
 и потом мы вернемся домой.

Мы вместе с дядей Сайласом зашли на почту «за Сидом», но, как я и полагал, его 
там не оказалось; старик получил какое-то письмо; потом мы подождали еще 
немножко, но Сид так и не пришел; тогда старик сказал: «Поедем-ка домой, Сид 
вернется пешком или на лодке, когда ему надоест шататься, а мы поедем на 
лошади!» Мне он так и не позволил остаться и подождать Сида: говорит, это ни к 
чему, надо скорей домой, пускай тетя Салли увидит, что с нами ничего не 
случилось.

Когда мы вернулись домой, тетя Салли до того обрадовалась мне – и смеялась, и 
плакала, и обнимала меня, и даже принималась колотить, только совсем не больно; 
обещала и Силу тоже задать, когда он вернется.

А в доме было полным-полно гостей: все фермеры с женами у нас обедали, и такой 
трескотни я еще никогда не слыхал. Хуже всех была старуха Гочкис, язык у нее 
молол без умолку.

– Ну, – говорит, – сестра Фелпс, видела я этот сарай и думаю, что ваш негр 
полоумный. Говорю сестре Демрел: «А что я говорила, сестра Демрел? Ведь он 
полоумный, – так и сказала, этими самыми словами: вы все меня слыхали, – он 
полоумный, говорю, по всему видать. Взять хоть этот самый жернов, – и не 
говорите мне лучше! Чтобы человек в здравом уме да стал царапать всякую чушь на 
жернове? С чего бы это? – говорю. Здесь такой-то разорвал свое сердце, а здесь 
такой-то утомлялся тридцать семь лет и прочее, побочный сын какого-то Людовика… 
забыла, как его фамилия… ну просто чушь! Совсем рехнулся, говорю». Так с самого 
начала и сказала, и потом говорила, и сейчас говорю, и всегда буду говорить: 
этот негр совсем полоумный, чистый Навуходоносор, говорю…

– А лестница-то из тряпок, сестра Гочкис! – перебила старуха Демрел.

– Ну для чего она ему понадобилась, скажите на милость?

– Вот это самое я и говорила сию минуту сестре Оттербек, она вам может 
подтвердить. «А веревочная-то лестница?» – говорит. А я говорю: «Вот именно, на 
что она ему», говорю. А сестра Оттербек и говорит…

– А как же все-таки этот жернов туда попал? И кто прокопал эту самую дыру? И 
кто…

– Вот это самое я и говорю, брат Пенрод! Я только что сказала… передайте-ка мне 
блюдце с патокой… только что я сказала сестре Данлеп, вот только сию минуту! 
«Как же это они ухитрились втащить туда жернов?» – говорю. «И ведь без всякой 
помощи, заметьте, никто не помогал! Вот именно!..» – «Да что вы, говорю, как 
можно, чтобы без помощи, говорю, кто-нибудь да помогал, говорю, да еще и не 
один помогал, говорю; этому негру человек двадцать помогали, говорю; доведись 
до меня, я бы всех негров тут перепорола, до единого, а уж разузнала бы, кто 
это сделал, говорю; да мало того… «

– Вы говорите – человек двадцать! Да тут и сорок не управились бы. Вы только 
посмотрите: и пилы понаделаны из ножей, и всякая штука, а ведь столько со всем 
этим возни! Ведь такой пилой ножку у кровати отпилить – и то десятерым надо 
целую неделю возиться. А негра-то на кровати видели? Из соломы сделан. А видели 
вы…

– И не говорите, брат Хайтауэр! Я вот только что сказала это самое брату Фелпсу.
 Он говорит: «Ну, что вы думаете, сестра Гочкис?» – «Насчет чего это?» – говорю.
 «Насчет этой мой ножки: как это так ее перепилили?» – говорит. «Что думаю? Не 
сама же она отвалилась, говорю, кто-нибудь ее да отпилил, говорю. Вот мое 
мнение, а там думайте, что хотите, говорю, а только мое мнение вот такое, а 
если кто думает подругому, и пускай его думает, говорю, вот и все». Говорю 
сестре Данлеп: «Вот как, говорю… «

– Да этих самых негров тут, должно быть, полон дом собрался, и не меньше месяца 
им надо было по ночам работать, чтобы со всем этим управиться, сестра Фелпс. 
Взять хоть эту рубашку – вся сплошь покрыта тайными африканскими письменами, и 
все до последнего значка написано кровью! Должно быть, целая шайка тут 
орудовала, да еще сколько времени! Я бы двух долларов не пожалел, чтобы мне все