теперь все было в порядке, и я объявил Тому, что иду за доктором. Он поднял 
из-за этого страшный шум, а мы с Джимом стояли на своем и никак не уступали. Он 
хотел было сам ползти отвязывать плот, да мы его не пустили. Тогда он начал 
ругаться с нами, только это нисколько не помогло.

А когда он увидел, что я отвязываю челнок, то сказал:

– Ну ладно, уж если тебе так хочется ехать, я тебе скажу, что надо делать, 
когда придешь в город. Запри дверь, свяжи доктора по рукам и по ногам, надень 
ему на глаза повязку, и пусть поклянется молчать, как могила, а потом сунь ему 
в руку кошелек, полный золота, и веди его не прямо, а в темноте, по задворкам; 
привези его сюда в челноке – опять-таки не прямо, а путайся подольше среди 
островков; да не забудь обыскать его и отбери мелок, а отдашь после, когда 
переправишь обратно в город, а то он наставит мелом крестов, чтобы можно было 
найти наш плот. Всегда так делается.

Я сказал, что все исполню, как он велит, и уехал в челноке, а Джиму велел 
спрятаться в лесу, как только увидит доктора, и сидеть до тех пор, пока доктор 
не уедет.



Глава XLI

Доктор, когда я его разбудил, оказался старичком, таким приятным и добрым с 
виду. Я рассказал ему, что мы с братом вчера охотились на Испанском острове, 
нашли там плот и остались на нем ночевать, а около полуночи брат, должно быть, 
толкнул во сне ружье, оно выстрелило, и пуля попала ему в ногу; так вот мы 
просим доктора поехать туда и перевязать рану, только ничего никому не говорить,
 потому что мы хотим вернуться домой нынче вечером, а наши родные еще ничего не 
знают.

– А кто ваши родные? – спрашивает он.

– Фелпсы, они живут за городом.

– Ах, вот как! – говорит он; потом помолчал немного и спрашивает: – Так как же 
это, вы говорите, его ранило?

– Ему что-то приснилось, – говорю, – и ружье выстрелило.

– Странный сон, – говорит доктор.

Он зажег фонарь, собрал, что нужно, в сумку, и мы отправились. Только когда 
доктор увидел мой челнок, он ему не понравился: для одного, говорит, еще 
туда-сюда, а двоих не выдержит.

Я ему говорю:

– Да вы не бойтесь, сэр, он нас и троих отлично выдержал.

– Как это – троих?

– Так: меня и Сида, а еще… а еще ружья, вот я что хотел сказать.

– Ах, так, – говорит он.

Он все-таки поставил ногу на борт, попробовал челнок, а потом покачал головой и 
сказал, что постарается найти что-нибудь поосновательнее. Только все другие 
лодки были на цепи я на замке, и он взял мой челнок, а мне велел подождать, 
пока он не вернется, или поискать другую лодку, а то, если я хочу, Пойти домой 
и подготовить родных к такому сюрпризу. Я сказал, что нет, не хочу, потом 
объяснил ему, как найти плот, и он уехал.

И тут мне пришла в голову одна мысль. А что, думаю, может ли он вылечить Тома 
так сразу – как говорится, не успеет овца хвостом махнуть? Вдруг ему на это 
понадобится дня тричетыре? Как мне тогда быть? Сидеть тут, дожидаться, пока он 
всем разболтает? Нет, сэр! Я знаю, что сделаю. Подожду его, а если он вернется 
и скажет, что ему еще раз нужно туда съездить, я тоже с ним отправлюсь, – все 
равно, хотя бы вплавь, а там мы его возьмем да и свяжем, оставим на плоту и 
поплывем по реке; а когда Тому он будет больше не нужен, дадим ему, сколько это 
стоит, или все, что у нас есть, и высадим на берег.

Я забрался на бревна – хотел выспаться; а когда проснулся» солнце стояло высоко 
у меня над головой. Я вскочил и скорей к доктору, но у него дома мне сказали, 
что он уехал к больному еще ночью и до сих пор не возвращался. Ну, думаю, 
значит, дела Тома плохи, надо поскорей переправляться на остров. Иду от доктора 
– и только повернул за угол, чуть-чуть не угодил головой в живот дяде Сайласу!

– Том, это ты? Где же ты был все это время, негодный мальчишка? – говорит он.