– А пока я буду пробовать, змея меня укусит, тогда уж поздно будет. Мистер Том, 
я на все согласен; если надо, что хотите сделаю; но только если вы с Геком 
притащите гремучую змею, чтобы я ее приручал, я отсюда убегу, верно вам говорю!

– Ну ладно, пускай, раз ты такой упрямый. Мы тебе достанем ужей, а ты навяжи им 
пуговиц на хвосты, будто бы это гремучий, – сойдет и так, я думаю.

– Ну, это еще туда-сюда, мистер Том, хотя, сказать вам по правде, не больно-то 
они мне нужны. Вот уж не думал, что такое это хлопотливое дело – быть узником.

– А как же, и всегда так бывает, если все делается по правилам. Крысы тут у 
тебя есть?

– Нет, сэр, ни одной не видал.

– Ну, мы тебе раздобудем крыс.

– Зачем мистер Том? Мне крыс не надо! Хуже крыс ничего на свете нет: никакого 
от них покою, так и бегают по всему телу и за ноги кусают, когда спать хочется, 
и мало ли еще что! Нет, сэр, уж лучше напустите мне ужей, коли нельзя без этого,
 а крыс мне никаких не надо – на что они мне, ну их совсем!

– Нет, Джим, без крыс тебе нельзя, у всех они бывают. И, пожалуйста, не 
упирайся. Узнику без крыс никак невозможно, даже и примеров таких нет. Они их 
воспитывают, приручают, учат разным фокусам, и крысы к ним привыкают, лезут, 
как мухи. А тебе надо бы их приманивать музыкой. Ты умеешь играть на 
чем-нибудь?

– У меня ничего такого нет, разве вот гребенка с бумажкой да еще губная 
гармошка; им, я думаю, неинтересно будет слушать.

– Отчего же неинтересно! Им все равно, на чем ни играют, была бы только музыка. 
Для крыс сойдет и губная гармошка. Все животные любят музыку, а в тюрьме так 
просто жить без нее не могут. Особенно если что-нибудь грустное; а на губной 
гармошке только такое и получается. Им это всегда бывает любопытно: они 
высовываются посмотреть, что такое с тобой делается… Ну, теперь у тебя все в 
порядке, очень хорошо все устроилось. По вечерам, перед сном, ты сиди на 
кровати и играй, и по утрам тоже. Играй «Навек расстались мы» – это крысам 
скорей всего должно понравиться. Поиграешь минуты две – сам увидишь, как все 
крысы, змеи, пауки и другие твари соскучатся и вылезут. Так и начнут по тебе 
лазить все вместе, кувыркаться… Вот увидишь – им сделается очень весело!

– Да, им-то еще бы не весело, мистер Том, а вот каково мне будет? Не вижу я в 
этом ничего хорошего. Ну, если надо, что ж, ничего не поделаешь. Уж буду крыс 
забавлять, только бы нам с вами не поссориться.

Том постоял еще, подумал, не забыл ли он чего-нибудь, а потом и говорит:

– Да, еще одно чуть не забыл. Можешь ты здесь вырастить цветок, как по-твоему?

– Не знаю, может, я и вырастил бы, мистер Том, но только уж очень темно тут, да 
и цветок мне ни к чему – хлопот с ним не оберешься.

– Нет, ты все-таки попробуй. Другие узники выращивали.

– Какой-нибудь репей, этакий длинный, вроде розги, пожалуй, вырастет, мистер 
Том, только стоит ли с ним возиться, радость невелика.

– Ты про это не думай. Мы тебе достанем совсем маленький, ты его посади вон в 
том углу и выращивай. Да зови его не репей, а «пиччола», – так полагается, если 
он растет в тюрьме. А поливать будешь своими слезами.

– Да у меня из колодца много воды, мистер Том.

– Вода из колодца тебе ни к чему, тебе надо поливать цветок своими слезами. Уж 
это всегда так делается.

– Мистер Том, вот увидите, у меня от воды он так будет расти хорошо – другому и 
со слезами за мной не угнаться!

– Не в том дело. Обязательно надо поливать слезами.

– Он у меня завянет, мистер Том, ей-богу, завянет: ведь я не плачу почти что 
никогда.

Даже Том не знал, что на это сказать. Он все-таки подумал и ответил, что 
придется Джиму как-нибудь постараться – луком, что ли, потереть глаза. Он 
пообещал, что утром потихоньку сбегает к негритянским хижинам и бросит луковицу 
ему В кофейник. Джим на это сказал, что уж лучше он себе табаку в кофей