Джим сказал, что камень будет еще хуже бревна и уйдет такая пропасть времени, 
пока все это выдолбишь, что этак он и не освободится никогда. Том сказал, что я 
ему буду помогать, и подошел посмотреть, как у нас подвигается дело с перьями. 
Ужасно скучная и противная была работа, такая с ней возня! И руки у меня никак 
не заживали после волдырей, и дело у нас что-то плохо двигалось, так что Том 
сказал:

– Я знаю, как это уладить. Нам все равно нужен камень для герба и для скорбных 
надписей, вот мы и убьем двух зайцев одним камнем. У лесопилки валяется 
здоровый жернов, мы его стащим, выдолбим на нем все, что надо, а заодно будем 
оттачивать на нем перья и пилу тоже.

Мысль была неплохая, да и жернов тоже был ничего себе, и мы решили, что 
как-нибудь справимся. Еще не было полуночи, и мы отправились на лесопилку, а 
Джима усадили работать. Мы стащили этот жернов и покатили его домой; ну и 
работа же с ним была – просто адская! Как мы ни старались, а он все валился 
набок, и нас чуть-чуть не придавило. Том сказал, что кого-нибудь одного 
непременно придавит жерновом, пока мы его докатим до дому. Доволокли мы его до 
полдороги, а сами окончательно выдохлись – обливаемся потом. Видим, что ничего 
у нас не выходит, взяли да и пошли за Джимом. Он приподнял свою кровать, снял с 
ножки цепь, обмотал ее вокруг шеи, потом мы пролезли в подкоп и дальше в 
пристройку, а там мы с Джимом навалились на жернов и покатили его, как перышко, 
а Том распоряжался. Распоряжаться-то он был мастер, куда до него всем другим 
мальчишкам! Да он и вообще знал, как что делается.

Дыру мы прокопали большую, но все-таки жернов в нее не пролезал; Джим тогда 
взял мотыгу и в два счета ее расширил. Том нацарапал на жернове гвоздем эти 
самые надписи и засадил Джима за работу – с гвоздем вместо зубила и с железным 
болтом вместо молотка, а нашли мы его среди хлама в пристройке – и велел ему 
долбить жернов, пока свеча не догорит, а после этого ложиться спать, только 
сперва велел ему спрятать жернов под матрас и спать на нем. Потом мы ему 
помогли надеть цепь обратно на ножку кровати и сами тоже решили отправиться ко 
сну. Вдруг Том что-то вспомнил и говорит.

– Джим, а пауки здесь у тебя есть?

– Нет, сэр! Слава богу, нет, мистер Том.

– Ну ладно, мы тебе достанем.

– Да господь с вами, на что они мне? Я их боюсь до смерти. Уж, по мне, лучше 
гремучие змеи.

Том задумался на минутку, а потом и говорит:

– Хорошая мысль! И, кажется, так и раньше делали. Ну, само собой, делали. Да, 
просто замечательная мысль! А где ты же будешь держать?

– Кого это, мистер Том?

– Да гремучую змею.

– Господи ты мой боже, мистер Том! Да если сюда заползет гремучая змея, я убегу 
или прошибу головой эту самую стенку!

– Да что ты, Джим, ты к ней привыкнешь, а там и бояться перестанешь. Ты ее 
приручи.

– «Приручи»!

– Ну да, что ж тут трудного? Всякое животное любит, чтобы его приласкали, и 
даже не подумает кусать человека, который с ним ласково обращается. Во всех 
книжках про это говорится. Ты попробуй только, больше я тебя ни о чем не прощу,
 – попробуй дня два или три. Ты ее можешь так приручить, что она тебя скоро 
полюбит, будет спать с тобой и ни на минуту с тобой не расстанется: будет 
обертываться вокруг твоей шеи и засовывать голову тебе в рот.

– О! не говорите, мистер Том, ради бога! Слышать не могу! Это она мне в рот 
голову засунет? Подумаешь, одолжила! Очень нужно! Нет, ей долго ждать придется, 
чтобы я ее попросил. Да и спать с ней я тоже не желаю.

– Джим, не дури! Узнику полагается иметь ручных животных, а если гремучей змеи 
ни у кого еще не было, тем больше тебе чести, что ты первый ее приручишь, – 
лучше и не придумаешь способа прославиться.

– Нет, мистер Том, не хочу я такой славы. Укусит меня змея в подбородок, на что 
тогда и слава! Нет, сэр, ничего этого я не желаю.

– Да ну тебя, неужели хоть попробовать не можешь? Ты только попробуй, а не 
выйдет, возьмешь и бросишь.