реру де Вальдоро и Пеньяскон, пытаясь
пристыдить его за такую несправедливость и заставить  хотя  бы заплатить мне
за рабов золотом. Но бессовестный негодяй позволил мне высказаться,  а затем
снова показал зубы в своей гнусной улыбочке.
     --  Мой  друг,  --  заявил  он,  --  у  вас нет  причин беспокоиться  и
жаловаться. Неужели вы не понимаете, что я и так делаю  меньше, чем  требует
от меня долг, который повелевает мне захватить ваш корабль, ваш экипаж и вас
самого и отправить вас в Кадис или Севилью как еретиков.
     Здесь  капитан   Уокер  сделал  паузу,  чтобы  дать  немного   схлынуть
бешенству, которое охватило его при этих воспоминаниях.
     -- Провалиться мне на этом месте, если я трус, но моя смелость при этих
словах моментально испарилась.
     "Лучше быть ограбленным, -- подумал я, -- чем сожженным на костре".
     Поэтому   я   поспешил   удалиться,   прежде  чем  чувство  долга   его
превосходительства не одержало победу над его так называемым милосердием, --
черт бы побрал его грязную душу.
     -- Вы, может быть, думаете, что это конец моих  несчастий, -- продолжал
он после минутной паузы. -- Но, к сожалению, самое худшее было еще впереди.
     Я поспешно  вернулся  на борт.  Мы сразу же снялись с якоря  и  вышли в
море, не встретив препятствий со стороны форта. Но  не  успели  мы отойти на
четыре-пять миль  от  берега, как  нас  нагнала  карака  береговой охраны  и
открыла по  нам  огонь. Не сомневаюсь, что они получили  от этого  паршивого
генералгубернатора  приказ потопить нас. Меньше  всего ему хотелось, чтобы в
Испании узнали, каким способом он обогащается в Новом Свете.
     Так как на нашем корабле  не было пушек, то  испанцам,  несмотря на то,
что  канониры  они  дрянные,  было  так  же  легко  справиться  с  нами, как
подстрелить  вальдшнепа. По крайней  мере они  так  считали.  Но  мы  шли  с
наветренной  стороны от  них, и я воспользовался единственным шансом.  Резко
повернув  руль,  я  двинул  судно прямо на  караку. Несомненно, эти навозные
твари рассчитывали развалить нас на кусочки прежде, чем мы до них доберемся,
и, клянусь душой, им это удалось. Мы быстро погружались под  воду, протекая,
как дуршлаг;  наша палуба была уже  почти вровень с поверхностью воды, когда
наконец мы ударились  о борт испанского корабля, но Бог  оказался милостив к
еретикам.  То,  что  осталось  от  нашего  левого   борта,   зацепилось   за
шпангоуты[1] караки,  и мы  тотчас забросили абордажные крючки и перебрались
на борт к испанцам.
     После этого  на палубе караки начался кромешный ад, так как все мы были
вне себя  от  ярости  на этих  хладнокровных  убийц.  Мы резали их  по всему
кораблю. У меня  убили трех матросов и  десятерых ранили,  но из испанцев  в
живых не осталось никого -- тех, кого не прикончили на корабле, выкинули  за
борт.
     Работорговец снова умолк, устремив  на присутствующих вызывающий взгляд
своих горящих глаз.
     -- Вот, пожалуй, и все.  Мы, конечно, воспользовались этой каракой, так
как  мой  корабль пошел  ко дну. Это  и  объясняет  папистские  картинки  на
грот-мачте. Я так я думал, что из-за них у нас будут неприятности.  Когда вы
дали залп  в  сторону моих  клюзов, я хотел  добавить это  к  моему счету  с
испанцами, но теперь я вижу, что, кажется, нашел друга.

     1  Шпангоуты  --  изогнутые  балки по  обе  стороны  от  киля, служащие
основанием для накладки бортов.

II

     Когда  Уокер  смолк,  слушатели, потрясенные его  рассказом,  некоторое
время не могли вымолвить ни слова. Наконец Волверстон пошевелился в кресле и
проворчал:
     -- Типичный образчик  кастильского коварства. Этого генерал-губернатора
не плохо было бы протащить под килем.
     --  Уж лучше поджарить  его на медленном  огне, -- заметил Ибервиль. --
Единственный способ придать аромат этой новохристианской[1] свинье.
     --  Новохристианской? --  с удивлением переспросил  Блад. -- Значит, ты
знаешь его?
     -- Не больше, чем ты. -- И бывший семинарист объяснил:
     --  В Испании, когда еврей переходит в христианство,  он должен принять
новое имя. Но его выбор не вполне свободен. Имя должно совпадать с названием
какого-нибудь дерева или другого растения, таким образом, его  происхождение
остается  известным. Генерал-губернатор носит фамилию Перера, что поиспански
значит грушевое дерево. Вальдоро и Пеньяскон были  добавлены позднее -- ведь
эти ренегаты живут под постоянной угрозой сожжения на костре.
     Блад снова перенес внимание на Уокера.
     -- Должно быть, сэр, вы не без умысла рассказали нам эту отвратительную
историю. Какой услуги вы от нас ожидаете?
     -- Ну, разве только вы  поделитесь со мной лишними парусами, если они у
вас  имеются.  Я оплачу вам  их  стоимость,  а  то переплывать океан с таким
количеством парусов, как у нас, -- маленькое удовольствие.
     -- И это все?  А я-то думал,  что  вы попросите  нас  вытянуть плату за
ваших  рабов  из  этого   генерал-губернатора,  позволив  нам,   разумеется,
позаимствовать и для себя небольшую  сумму за причиненное беспокойство. Ведь
Гавана -- богатый город.
     Уокер уставился на него.
     --  Да  вы смеетесь надо мной, капитан.  Я  не так глуп,  чтобы просить
невозможного.
     -- Невозможного!  -- повторил Блад,  подняв свои черные брови. Затем он
улыбнулся. -- Кл