Пока я говорил, индеец вышел из дому и поспешно направился к нам. Через 
несколько секунд он уже очутился на берегу и показал нам, где пристать. Как и в 
день нашего знакомства, он был в ярком, богато вышитом платье и с убором из 
перьев на голове. Его стройная фигура четко вырисовывалась на берегу на фоне 
неба, он походил ни миниатюрную статуэтку воина; метис был еще почти мальчиком 
и выглядел очень живописно. Я почти завидовал его дикому великолепию.
Сестра смотрела на него, как мне показалось, с восхищением, хотя иногда в ее 
взгляде проскальзывало что-то вроде страха. Она то краснела, то бледнела; 
я решил, что облик индейца напоминает ей ту страшную сцену в бассейне. И я 
снова пожалел, что взял ее с собой.
Наше появление, по-видимому, вовсе не смутило молодого индейца. Он держал себя 
спокойно и сдержанно, словно ожидал нас. Но он, конечно, не мог предполагать, 
что мы приедем вдвоем. В его обращении отнюдь не чувствовалось холодности. Как 
только мы причалили, он схватил нос лодки, подвел ее вплотную к берегу и с 
вежливостью образцового джентльмена помог нам высадиться.
– Добро пожаловать! – сказал он и, взглянув на Виргинию, добавил: – Надеюсь, 
что сеньорита поправилась?.. А о вас, сеньор, нечего и говорить: раз вы сумели 
грести против течения, значит, вы вполне здоровы!
Слова «сеньор» и «сеньорита» указывали на следы испанского влияния, еще 
сохранившиеся от тех отношений, которые издавна существовали между семинолами и 
испанцами. И на нашем новом знакомом были надеты вещи, которые носят в 
Андалузии, – серебряный крест на шее, ярко-алый шелковый пояс и длинный 
треугольный клинок за поясом. Даже самый ландшафт напоминал испанский: здесь 
были хаотические растения – китайские апельсины, великолепные тыквы-папайи, 
стручковый перец и томаты. Все это характерно для усадеб испанских колонистов. 
Архитектура дома носила отпечаток кастильского стиля. И резьба на нем была не 
индейская.
– Это ваш дом? – спросил я, слегка смутившись.
Дело в том, что он приветствовал нас как хозяин, но я не видел никакой хижины. 
Его ответ успокоил меня. Он сказал, что это его дом, вернее – дом его матери. 
Отец его уже давно умер, и они жили втроем – мать, сестра и он.
– А это кто же? – спросил я, указывая на работников.
– Это наши рабы, – отвечал он с улыбкой. – Вы видите, что мы, индейцы, тоже 
постепенно начинаем приобщаться к цивилизации.
– Но ведь не все они негры! Я заметил здесь и индейцев. Неужели они тоже рабы?
– Да, так же как и все остальные. Я вижу, вы удивлены? Это индейцы не из нашего 
племени. Наш народ когда-то покорил племя ямасси, и многие из пленников 
остались у нас рабами.
Мы подошли к дому. Мать юноши, чистокровная индианка, встретила нас в дверях. 
Она была в национальном индейском костюме. В молодости она, по-видимому, была 
замечательной красавицей и произвела на нас самое приятное впечатление. 
Особенно привлекало в ней сочетание тонкости ума с нежной материнской заботой.
Мы вошли в дом. Во всем – в обстановке, охотничьих трофеях, конской сбруе – 
чувствовалось испанское влияние. Мы увидели даже гитару и книги. Эти признаки 
цивилизации под индейской крышей поразили нас с сестрой.
– Как я рад, что вы приехали! – воскликнул юноша, как бы вспомнив что-то. – 
Ваши мокасины уже готовы… Где они, мама?.. А где Маюми?
Он как бы облек мои мысли в слова, отразившие эти мысли, как эхо.
– Кто это Маюми? – шепотом спросила меня Виргиния.
– Девушка-индианка. Кажется, это, его сестра.
А вот и она сама!
Крохотная ножка в вышитом мокасине, стройный стан необычайной гибкости, 
бронзовое лицо с прозрачной кожей, румяные щеки, алые губы, черные глаза, 
оттененные длинными, загнутыми вверх ресницами, густые брови и прекрасные 
черные волосы…
Представьте себе девушку, одетую со всем изяществом и изысканностью, на которые 
способна индейская изобретательность, представьте себе ее походку, 
соперничающую с неуловимой грацией арабской лошадки, – и вы только в отдаленной 
степени получите представление о Маюми.
Бедное мое сердце! Это была она – моя лесная нимфа!
* * *
Мне не хотелось уходить из этого гостеприимного дома, но сестре было как будто 
не по себе. Ее словно преследовало воспоминание о злополучном происшествии.
Мы пробыли в гостях около часа. За это короткое время я превратился в мужчину. 
Когда я взмахнул веслами на обратном пути, я почувствовал, что мое сердце 
осталось там, позади…



Глава XVI. ОСТРОВ

Мне очень хотелось еще раз побывать у индейцев, и я не замедлил удовлетворить 
свое желание. Вообще я жил как хотел, пользуясь неограниченной свободой. Ни 
отец, ни мать не вмешивались в мои дела, и никто не интересовался моими 
длительными отлучками. Все считали, что я отправляюсь на охоту. Подтверждением 
этому служили винтовка и собаки, всегда сопровождавшие меня, и дичь, которую я 
приносил домой.
Мои охотничьи походы всегда увлекали меня только в одном направлении – легко 
догадаться, в каком! Я переправлялся через большую реку, снова и снова киль 
моей лодки резал воды маленькой речки – ее притока. Скоро я знал каждое дерево