|
охотница, – он может проводить Уа-ка-ра к их лагерю, где вождь ютов найдет
своего смертельного врага – Кровавую Руку.
При этом имени гневное лицо Уа-ка-ра еще более потемнело, и в нем не осталось и
следа мягкости. На смену ей появилась свирепая решимость, и глаза засверкали
дикой радостью. Очевидно, упоминание о Кровавой Руке напомнило какую-то давнюю
обиду. Вождь обратился ко мне с целым рядом вопросов. Благодаря частым встречам
с трапперами он научился говорить по-английски и на этом языке объяснялся с
охотницей. Индеец, по-видимому, решил напасть на арапахо и расспрашивал меня об
их численности, месте их стоянки и других подробностях. Он, казалось, был
удовлетворен моими ответами и сейчас же после окончания разговора объявил о
своем намерении немедленно отправиться в долину Уэрфано. Я очень обрадовался
этому, надеясь, что таким образом удастся вырвать моих товарищей из рук арапахо.
– Мэ-ра-ни, – сказал вождь, – отведи чужестранца в свой вигвам и накорми его. А
ты, хромой, – обратился он к мексиканцу, – ты искусный лекарь – подлечи его
раны. Пока мы готовимся к походу, он может отдохнуть. Эй! Дай сигнал к сбору,
созови воинов на пляску войны.
Последние слова были обращены к стоявшему рядом индейцу, который поспешил
исполнить приказание. Послышался звук трубы, казавшийся очень странным в лагере
краснокожих. Однако индейцы уже многому научились у белых. Не успело эхо
сигнала замереть в скалах, как пятьсот воинов уже схватили оружие, подвели
коней к вигвамам и выстроились, готовые к походу. Полк драгун регулярной армии
не смог бы с большей быстротой собраться по сигналу тревоги.
Мною занялся траппер.
– Сеньор, – сказал он по-испански, осмотрев мои раны, – для вас сейчас самое
лучшее лекарство – это хороший завтрак, а пока ваша соотечественница его
приготовит, пойдемте со мной, чтобы немного отмыться. Эта разрисовка вам совсем
не идет, и, кроме того, если краска проникнет в раны, их труднее будет залечить.
Пойдемте!
Охотница тем временем скрылась в шатре, стоявшем поблизости, чуть позади
вигвама вождя. Я же последовал за мексиканцем, который, прихрамывая, направился
к ручью. Купанье в холодной воде и коньяк из тыквенной фляжки траппера быстро
восстановили мои силы, а уродливая раскраска исчезла под действием толченого
корня пальмиллы, заменяющего мыло. Нарезанный на куски и приложенный к ранам
кактус орегано должен был способствовать их быстрому заживлению. Не
ограничившись всем этим, мой мексиканский врач снабдил меня красивым навахским
одеялом, которое я с облегчением накинул на плечи.
– Карамба! – воскликнул он, протягивая его мне. – Возьмите, сеньор!
Рассчитаемся, когда выручите свои вещи у арапахо. Смотрите, завтрак уже готов:
сеньорита зовет вас. Берегитесь! Ее глаза ранят опаснее, чем пули. Вот увидите!
Я подавил желание расспросить его подробнее. Он назвал охотницу моей
соотечественницей и, очевидно, знал ее историю. Но, помня обещание девушки, я
не стал ничего спрашивать, надеясь вскоре услышать все из ее собственных уст.
Глава LXXIV. В ВИГВАМЕ ПРЕКРАСНОЙ ОХОТНИЦЫ
– Я вижу, незнакомец, – сказала охотница, когда я подошел к ее шатру, – что
мексиканец изменил вам вид. Теперь уж вас нельзя испугаться. Входите! Вот
поджаренный маис и немного козлятины. Как жаль, что я не захватила мяса дикого
барана! Оно необычайно вкусно, но второпях я забыла о нем. Хлеба дать вам не
могу – здесь его нет.
– Я привык к еще более скромной пище, – сказал я и принялся есть без дальнейших
церемоний.
Наступило молчание. Раз или два моя хозяйка выходила и снова возвращалась,
чтобы взглянуть, не нужно ли мне еще чего-нибудь.
Военные приготовления, видимо, весьма интересовали ее. Мне показалось, что она
наблюдает за ними с волнением и нетерпением. О ком или о чем она беспокоилась?
Об Уа-ка-ра? Какое отношение имела она к вождю? Если охотница была его
пленницей, ей не разрешили бы отлучаться так далеко от места стоянки. Может
быть, она его жена? Но отдельный вигвам, а также то, как он с ней обходился,
исключали такое предположение. Кто же она?
Я жаждал услышать историю загадочной девушки, но случай еще не представился.
– Боюсь, что они опоздают, – сказала она, вернувшись. – Красный столб только
что вбит, и танец войны продлится целый час. Совершенно ненужный обряд, простое
суеверие! Сам вождь не придает ему никакого значения, но его воины без этого не
пойдут в бой… Слушайте! Они начали петь.
Я услышал тихое, протяжное пение. Постепенно оно становилось все громче и
громче. Время от времени хор умолкал, и тогда доносился только одинокий голос,
вероятно, повествовавший о каком-нибудь подвиге, чтобы вдохновить воинов на
новые героические деяния. Затем следовал взрыв громких, яростных криков.
– Это боевая песнь, под которую они пляшут, – пояснила охотница. – Вы можете
отдыхать, пока она не кончится. Но потом уже не мешкайте – воины сядут на коней,
как только завершат обряд.
Девушка села на одну из бизоньих шкур, устилавших пол шатра, и задумалась.
Взглянув на нее, я вновь уловил сходство с той, о ком так много думал.
С каждой минутой охотница все больше возбуждала мое любопытство. Я чувствовал
непреодолимое желание услышать историю ее злоключений.
– Вы обещали мне рассказать о себе, – напомнил я.
|
|