Полулежа в гамаке, он наслаждался крепкой сигарой и время от времени отгонял 
мух бичом из сыромятной кожи. Потом окликнул одну из женщин, свою теперешнюю 
жену:
– Эй, девчонка! Дай мне поесть! Жаркое готово?
– Нет еще, – ответил голос из хижины.
– Тогда принеси мне маисовую лепешку и перцовку!
– Ты ведь знаешь, дорогой, перцовки нет в доме,
– прозвучал ответ.
– Поди сюда! Ты мне нужна!
Женщина вышла из хижины и с явной неохотой приблизилась к гамаку.
Пока она не подошла совсем близко, самбо сидел не шевелясь, потом неожиданно 
взмахнул бичом, который он до сих пор прятал за спиной, и изо всей силы обрушил 
его на плечи женщины, защищенные лишь тонкой сорочкой. Удары сыпались один за 
другим, пока несчастная женщина не отважилась наконец отойти на безопасное 
расстояние.
– Так-то, девчонка! В другой раз, когда я попрошу лепешку и перцовку, у тебя 
они найдутся, не правда ли, душечка?
И, снова улегшись в гамаке, дикарь разразился громовым хохотом, к которому 
присоединился мулат. Он собирался точно так же поступить и со своей дражайшей 
половиной, но как раз в эту критическую минуту у хижины остановился Робладо.
Оба вскочили на ноги и почтительно его приветствовали. Они знали, кто он такой. 
Разговор поддерживал в основном мулат – ведь из них двоих он был главный, – 
самбо же оставался в тени.
Беседа велась вполголоса, чтобы не услышали женщины и Эстебан. Как и советовал 
отец Хоакин, приятели были наняты для того, чтобы выследить охотника на бизонов 
и, мертвого или живого, доставить его в крепость. В первом случае их ожидало 
немалое вознаграждение, во втором – почти вдвое большее.
Они не пожелали помощи солдат. Это их не прельщало. Им вовсе не хотелось 
уменьшить щедрую награду, делить ее еще с кем-нибудь. Для двоих эта сумма была 
бы целым состоянием, и блестящая перспектива ее получить разжигала их 
стремление добиться успеха.
Покончив с этим делом, капитан поскакал обратно в крепость, а мулат и самбо 
стали тут же собираться на охоту за человеком.



Глава LII

Через полчаса мулат и самбо – первого звали Мануэль, второго Пепе – готовы были 
отправиться в путь. Сборы не отняли и половины этого времени, но добрых 
пятнадцать минут было затрачено на то, чтобы подкрепиться жарким и выкурить по 
крепкой сигаре; а лошади пока что грызли брошенные им початки кукурузы.
Но вот сигары докурены; приятели вскочили в седла и поскакали.
Мануэль был вооружен длинноствольным ружьем, какими обычно пользуются 
американские охотники, и ножом, тоже американским, с тяжелым крепким клинком, 
обоюдоострым на несколько дюймов от конца, – страшным оружием в единоборстве. И 
то и другое Мануэль привез с собой из долины Миссисипи, там же он научился 
пользоваться этим оружием.
У седла лошади Пепе болталось на ремне испанское охотничье ружье; на боку у 
Пепе висел большой, тяжелый нож – мачете, а за спиной – лук и колчан со 
стрелами. В некоторых случаях – например, когда нужно добыть дичь или нанести 
удар, не поднимая шума, – мачете и лук удобнее, чем любое огнестрельное оружие. 
Из лука стреляют быстрее, чем из ружья; а если первая стрела не попала в цель, 
что ж, это не пуля – меньше вероятности, что она выдаст намеченной жертве врага.

Кроме этого оружия, у каждого охотника за поясом торчал пистолет, а на 
седельной луке висело свернутое лассо.
Позади, на крупе лошадей, они везли провизию – связки вяленого мяса и 
завернутые в оленью шкуру холодные маисовые лепешки. Снаряжение довершали 
тыквенная бутыль для воды с двумя горлышками, рожки, пороховницы и сумки. За 
лошадьми по пятам бежали два громадных тощих пса, такие же свирепые и дикие на 
вид, как и их хозяева. Один из них был волкодав местной породы, другой – 
испанская ищейка.
– Как поедем, Мануэль? – спросил самбо, когда они отъехали от хижины. – 
Напрямик к Пекосу?
– Нет, нет, вверх полезем, в обход. Увидят нас в долине – еще догадаются, за 
кем это мы. Ему ктонибудь сболтнет – тогда не видать нам тех денег. Нет, поедем 
старой дорогой – через сухое русло к Пекосу. Дольше будет, зато вернее.
– Черт побери! – воскликнул Пепе. – Да там крутизна – помрешь, пока влезешь. 
Моей бедной скотине, пожалуй, не под силу. И так выдохлась. Мы ведь сколько 
гонялись за бизонами!
Они пересекли заросли и по дороге, огибавшей скалы, подъехали к месту, где в 
отвесный склон врезалась лощина. По дну ее можно было подняться на верхнее 
плоскогорье. Подъем был крутой, очень трудный. Любая лошадь заартачилась бы, 
кроме выросшего в горах мустанга, – эти всюду карабкаются, как кошки. Даже 
собаки взбирались с трудом на этот почти вертикальный откос. Однако охотники 
спешились и, таща за собой лошадей, полезли вверх; вскоре они достигли 
плоскогорья.
Отдышавшись немного и дав передохнуть лошадям, они опять сели в седла и 
поскакали галопом через прерии на север.