не виделись. В сущности, оба только недавно встали. Час был не слишком поздний 
для светских людей, которые ведь не ложатся спать спозаранку. Робладо только 
что позавтракал и вышел на асотею, чтобы в свое удовольствие выкурить гавану.
– Да, забавный был маскарад! – расхохотался он, закуривая сигару. – Право 
слово! Я насилу смыл с себя краску. И охрип после всех этих воплей – за неделю 
голос не вернется! Ха-ха! Никогда еще девицу не покоряли и не завоевывали столь 
сложным, романтическим способом! На пастухов напали, овец увели и разогнали на 
все четыре стороны, быков угнали и перебили, как на бойне, старуху стукнули по 
голове, дом подпалили… Да еще разъезжали целых три дня взад и вперед, 
наряжались индейцами, орали до хрипоты… Столько хлопот – и все ради какой-то 
простой девчонки, ради дочки отъявленной колдуньи! Ха-ха! Прямо как глава из 
какой-нибудь восточной сказки… из «Тысячи и одной ночи», скажем. Только вот 
девицу не спасет никакой волшебник или странствующий рыцарь. – И Робладо снова 
захохотал.
Его речь разоблачила то, о чем, быть может, читатель уже догадался: что 
недавний набег «дикарей» был делом рук самих Робладо и Вискарры, затеянным для 
того, чтобы тайно похитить сестру охотника на бизонов. «Индейцы», которые 
угнали овец и быков, напали на асиенду дона Хуана, подожгли ранчо Карлоса и 
увезли Роситу, – эти «индейцы» были: полковник Вискарра, капитан Робладо, 
сержант Гомес и солдат по имени Хосе – еще один подчиненный полковника, 
доверенный и послушный его слуга.
Их было только четверо – с самого начала предполагалось, что четверых 
достаточно для осуществления подлого дела. Слухи и страхи, распространившиеся 
по долине, наделяли четверых силою четырех сотен. Притом, чем меньше 
посвященных в секрет, тем лучше. Так осторожно и хитро рассудил Робладо.
И действовали они весьма хитроумно. С самого начала и до конца партия была 
обдумана и разыграна с мастерством, достойным лучшего применения. На пастухов 
впервые напали наверху, на плоскогорье, чтобы убедительнее прозвучало известие 
о появлении враждебно настроенных индейцев. Из крепости посланы были солдаты на 
разведку, жителей призывали к осторожности – все для того же: чтобы больше 
поразить воображение. И когда после этого угнали быков, никто уже не мог 
сомневаться, что в долине появились дикие индейцы. Этот грабеж помог участникам 
гнусного маскарада убить сразу двух зайцев: осуществляя главный свой замысел, 
они заодно еще и подло отомстили молодому скотоводу.
Загнав его быков в ущелье и перебив их, они тоже преследовали двойную цель. 
Прежде всего они рады были нанести ему ущерб, но главное – они боялись, что, 
если оставить скот на произвол судьбы, он может найти дорогу назад, на ферму. А 
если бы вернулись быки, будто бы украденные индейцами, это вызвало бы 
подозрения. Теперь же они надеялись, что задолго до того, как кто-нибудь 
случайно наткнется на место бойни, волки и стервятники сделают свое дело, и 
догадки придется строить на одних костях. Это было всего вероятнее. Ведь пока 
длится тревога, вызванная нападением индейцев, вряд ли кто-нибудь отважится 
заглянуть в эти места. Тут нет ни жилья, ни дороги, тут проезжают изредка одни 
индейцы.
Даже когда дело дошло до развязки и жертву наконец похитили, ее не повезли 
прямо в крепость: ведь даже и ее надо было ввести в заблуждение. И вот ее, 
связанную, посадили на мула, которого погонял один из негодяев, и предоставили 
ей смотреть, какой дорогой они едут, вплоть до того места, где надо было 
свернуть к городу. Здесь ей завязали глаза кожаным поясом и так привезли в 
крепость, и, разумеется, она не знала, далеко ли ее завезли и что это за место, 
где ей позволили наконец отдохнуть.
Каждый акт дьявольской драмы был задуман столь тонко и разыгран столь искусно, 
что это делало честь если не сердцу, то уму капитана Робладо. Он же был и 
главным актером во всем этом представлении.
Вискарру на первых порах одолевали кое-какие сомнения; не совесть удерживала 
его, а собственная неумелость и боязнь разоблачения. Ведь это могло серьезно 
повредить ему. Если раскроется такой злодейский умысел, весть о нем мгновенно 
облетит всю страну. И тогда он погиб.
Красноречие Робладо, вдохновляемое его низкими намерениями, взяло верх над 
слабым сопротивлением начальника; а раз согласившись на эту затею, он и сам 
находил все это очень увлекательным и забавным. Шутовские воззвания и россказни 
об индейцах, наводившие ужас на жителей, и хвалы, которые воздавались при этом 
коменданту, действующему при этом столь доблестно и неутомимо, – все это 
оказалось приятным развлечением среди однообразия солдатской жизни. И в те 
несколько дней, что длилось нашествие «дикарей», у коменданта и капитана не 
было недостатка в поводах для смеха и веселья. Они так ловко все проделали, что 
наутро после заключительного набега грабителей и похищения Роситы ни одна душа 
в Сан-Ильдефонсо, если не считать самих офицеров и двух их помощников, нимало 
не сомневалась: всему виною настоящие дикие индейцы!
Впрочем, в одной душе шевелилось подозрение, только подозрение, – в душе 
старухи-матери. Даже сама Росита думала, что она в руках индейцев… если она 
вообще могла думать.



Глава XXXI

– Да, великолепная шутка, честное слово! – с хохотом продолжал Робладо, дымя 
своей сигарой. – С тех пор как мы забрались в эту чертову глушь, мне еще ни 
разу не случалось так позабавиться. Что ж, и на пограничном посту можно найти