ишком много 
видел и слышал. В этой стране человеческая жизнь стоит ничтожно мало, а жизнь 
иностранца вообще ничего ровным счетом. Вы говорите, дон Пармесан, эспада 
Антонио Перильо среди них? Интересно, зачем там путается со своим револьвером 
этот отъявленный негодяй? Мне бы очень хотелось перемолвиться с ним несколькими 
словами. С капитаном Пелейо все ясно — он предатель по натуре, насколько мне 
известно. Но кто третий? Вы не могли бы описать его?

— Он высокого роста и мощного телосложения, но вам, я думаю, он все же уступит 
по всем физическим показателям.

— Какого он возраста?

— Старше всех остальных.

— Какую роль он играет в этой компании? И какое отношение имеет к припрятанному 
оружию? Как вам показалось: он подчинен капитану или, может быть, тореадору?

— Нет-нет. Пожалуй, можно сказать, что он держится как главный среди них. И 
разговаривает приказным тоном.

— А как вы думаете, кем он может быть: офицером, эстансьеро, гаучо?

— Нет, ни одно из этих занятий к его облику не подходит. Он похож на вольную 
птицу. Я бы предположил, что он может оказаться йербатеро, каскарильеро или 
гам… Да-да, я припоминаю, что капитан однажды назвал его… «великим гамбусино», 
вот как…

— А имени его при этом он не называл?

— Называл как будто, но я не обратил тогда на это никакого внимания. Слова 
«великий гамбусино» как-то больше поражают воображение.

— «Великий гамбусино!» — воскликнул Херонимо. — А не Бенито Пахаро ли это?

— Вполне возможно, — сказал Отец-Ягуар. — Я никогда не встречался с ним, но 
много слышал об этом человеке. Теперь мы, по крайней мере, можем себе 
представить, с кем будем иметь дело. Эта компания, я уверен, готовит западню 
генералу Митре — человеку, которого я очень уважаю и высоко ценю. Да, мне 
непременно надо с этими людьми кое о чем потолковать. Но в первую очередь, 
конечно, следует освободить моих соотечественников. Я надеюсь, вы поможете 
мне? — обратился он к своим спутникам.

— Это само собой разумеется! — ответили те в один голос.

— Значит, я тогда изложу, как представляю себе все это дело. Думаю, обе группы 
индейцев уже соединились, и, скорее всего, именно в том месте, где видели одну 
из них Ансиано и Аука. Пленные находятся, конечно, там же. Скоро стемнеет, но 
это нам на руку, мы будем ориентироваться по их кострам. Кто какие роли должен 
будет исполнить при освобождении пленных, я пока сказать не могу, это надо 
будет решать по обстановке на месте. Вперед!



Глава IX

НОЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

Пылающее, как огромная капля раскаленного металла, солнце подкатилось уже почти 
к самому горизонту, когда они стали седлать лошадей. Безлошадным Ансиано и Ауке 
предстояло ехать на лошади у кого-нибудь из всадников за спиной. Племянник 
банкира Салидо обратился к своему ровеснику инке, стараясь придерживаться манер 
испанских идальго, вернее, вынесенного из старинных испанских романов 
собственного представления об этих манерах:

— Сеньор, позвольте мне предложить вашей милости сесть на мою лошадь.

На лице Ауки появилась едва заметная улыбка.

— Мне не хотелось бы, сеньор, как-либо затруднять вас, но я тем не менее 
принимаю ваше предложение, — ответил он. — Надеюсь, у меня уже в скором времени 
появится возможность ответить вам какой-нибудь равнозначной любезностью. Меня 
зовут Аука. А вас?

— Мое имя звучит по-испански как Антонио, а по-немецки Антон, называют меня и 
так, и эдак, поскольку я наполовину немец. Вы оказываете мне честь уже тем, что 
соглашаетесь ехать вместе со мной

И Аука сел на его лошадь сзади. Ансиано устроился за спиной у другого всадника. 
Солнце уже