ловек 
из плена. Но подробнее вам расскажет об этом дон Пармесан.

Отец-Ягуар повернулся к хирургу и сказал:

— Так это вы — дон Пармесан, хирург? Наслышан, наслышан… Так кто же эти люди, 
которые ждут моей помощи?

— Это два немца, они занимались раскопками останков доисторического животного.

— Двое немцев… Раскопками доисторического животного. Очень интересно. И какое 
же животное они раскапывали?

— Гигантскую хелонию.

— Никогда не слышал о таком, но некоторые познания в латыни дают мне основания 
предположить, что речь может идти о гигантской черепахе, не так ли?

— Совершенно верно, сеньор!

— А зовут этих немцев, случайно, не доктор Моргенштерн и Фриц Кизеветтер?

— Именно так.

— Надо же! А я думал, что они из Буэнос-Айреса все-таки не выедут.

— Ну что вы! Доктор Моргенштерн просто влюблен в палеонтологию, в частности, и 
в зоологию вообще. К сожалению, настолько, что ни о чем другом разговаривать с 
ним просто невозможно. В хирургии, например, он ровным счетом ничего не смыслит.
 А кстати, что вы можете сказать по поводу удаления рака языка одновременно с 
носовыми полипами? Это может…

— Оставим сейчас эту тему! Расскажите мне лучше, как именно произошло пленение 
этих двух немцев, и покороче, если можно!

Хирург насупился, но подчинился. Когда он закончил, наступила глубокая пауза. 
Все спутники Отца-Ягуара ждали, что он скажет. Он же, взглянув на одного из 
своих людей, спросил его:

— Что скажешь, Херонимо? Взялся бы ты за это дело?

Судя по такому обращению, мнение Херонимо Отец-Ягуар ценил высоко. С первого 
взгляда этот невысокий коренастый человек мог показаться типичным атаманом 
разбойников, по крайней мере, таким, каким мы представляем подобных людей по 
книгам, но у разбойничьего предводителя никогда не могло бы быть такого 
честного лица. Херонимо в ответ на вопрос едва заметно пожал плечами и ответил 
так:

— Сначала нужно решить, стоит ли нам вообще ввязываться в эту историю из-за 
людей, попавших в плен по причине собственной неосторожности и легкомыслия.

— Давай исходить из нескольких вещей. Во-первых, они — мои земляки, что для 
меня, как ты понимаешь, имеет некоторое значение. Во-вторых, этому доктору я, 
наверное, раз пятьдесят сказал, что ни в коем случае не возьму его в свою 
экспедицию. И все же он меня не послушался. Наверное,, я еще не очень хорошо 
разбираюсь в людях, если не предугадал этого его поступка. Так или иначе, но 
это мой просчет. В-третьих, доктор необычайно похож на полковника Глотино — ну 
просто не отличишь одного от другого, а это обстоятельство может стать для нас 
при определенных условиях роковым.

— Хорошо, если абипоны все еще там, но я в этом совсем не уверен.

— Их там уже, конечно, нет, — вставил старый Ансиано. — Прошу прощения, что я 
позволил себе вмешаться в беседу сеньоров, но у меня есть основания для такого 
вывода:

И он рассказал об абипонах, которых видел возле леса, и высказал предположение, 
что это были те же самые индейцы.

— А были среди них белые люди? — поинтересовался Отец-Ягуар.

— Нет.

— Так… Тогда это другая группа. Но я уже почти уверен, что они обязательно 
соединятся, если уже не соединились. Эти передвижения не могут быть случайными, 
очень вероятно, что индейцы готовятся выступить против правительства. 
Существование тайного арсенала оружия, на который наш милый ученый случайно 
наткнулся, приняв его защитный слой за панцирь своей «гигантской хелонии», это 
подтверждает. Теперь, когда они убедились, что доктор Моргенштерн — никакой не 
полковник Глотино, он стал для них чрезвычайно опасен, поскольку с