ана «Завещание Инки» это слово употребляется как в значении просто 
«индеец инка» так и в значении «верховный правитель народа инков».]

Размышляя так, он ехал куда глаза глядят. Его душевное состояние сейчас можно 
было сравнить с состоянием человека, который бродит по комнате из угла в угол, 
не в силах найти необходимое в трудной ситуации решение. Мысли, едва возникнув, 
теряются, путаются… А единственно верное решение чаще всего является как бы 
само собой, что называется, осеняет внезапно. Вот и дону Пармесану вдруг пришла 
в голову неожиданная мысль: надо разыскать Отца-Ягуара, все ему рассказать, и 
он поможет. Следов экспедиции Отца-Ягуара ему, конечно, уже не найти, тем более,
 что даже там, где они и были, уже скрыты вновь поднявшейся за это время травой,
 но хирург знал примерно направление, в котором следовало вести поиск. В ту 
сторону он и поскакал, пришпорив свою лошадь.

Примерно в двадцати километрах от того места, на котором произошли последние 
описанные мною события, на противоположном берегу Рио-Саладо находится лагуна 
Тостадо. Горы своими отрогами, покрытыми непроходимыми лесами, словно 
гигантскими зелеными щупальцами, дотягивались до самого берега лагуны. Здесь 
отроги заканчивались, а леса тянулись дальше вдоль течения Рио-Саладо, словно 
обрамляя ее зеленой полосой, и прерывались только в местах, где в реку впадали 
притоки и стекали ручейки из родников, бивших в пампе. Эти места и были теми 
воротами, через которые индейцы Чако проникали на территорию страны, чтобы 
совершать свои разбойничьи набеги.

Вдоль границы этого прибрежного леса во второй половине того же дня, когда 
происходили все описанные выше события, ближе к вечеру, шли не спеша, 
внимательно поглядывая по сторонам, явно ища что-то взглядом, два человека. 
Один из них был очень стар. Его лицо было словно специально составлено из 
бессчетного количества складок и складочек. В остальном он состоял лишь из кожи 
и костей, другого материала Создатель, видимо, решил не тратить понапрасну на 
этого человека, которому судьбой предназначены были лишь странствия и 
приключения, но зато снабдил его недюжинным запасом энергии и силы: движения 
старика были порывисты и резки, как у юноши. Одет он был в штаны из мягкой, 
хорошо выделанной кожи и рубашку из того же материала. Рубашка была подпоясана 
на бедрах узким ремешком, к которому был прикреплен нож. На ногах у него была 
чрезвычайно оригинальная, напоминающая сандалии, обувь. Было очень похоже на то,
 что он изготовил ее собственноручно. Голову старика украшала замечательная в 
своем роде шевелюра. Это были густые, длинные волосы, достававшие ему до пояса 
и абсолютно белые — как снег на вершинах Чако. Бороды и даже малейшего намека 
на нее у него не было. За спиной у него болтался ягдташ, сшитый из шкуры пумы. 
Но, кроме этой охотничьей сумки, виднелись и еще несколько интересных 
предметов: рог для пороха, замшевый мешочек, наподобие кошелька для свинца, и 
круглый железный шар. В руках он держал отличное ружье дальнего боя. Судя по 
всему, старик редко расставался с ним.

Его юный спутник был одет точно так же, и ягдташ у него за спиной был также из 
шкуры пумы. Волосы его, опять же очень длинные, но черные, блестящие, стянутые 
на затылке узлом, по контрасту с роскошной сединой были воплощением молодости. 
Лет этому молодому человеку было никак не больше восемнадцати, он был невысок, 
но мускулатура его казалось хорошо развитой, опытному глазу жителя пампы его 
походка, любое самое незначительное из движений сказали бы, без сомнения, о его 
врожденной ловкости и гибкости.

И старика, и юношу можно было с первого взгляда смело отнести к индейцам по 
крови, хотя юноша имел в своем облике черты, не свойственные этому этническому 
типу. Его черные глаза были расставлены не слишком широко друг от друга, скулы 
не выступали на лице этакими подкожными камешками, губы казались бледными