лжен поставить вас в известность: капитан Пелехо — мой 
непосредственный предшественник на посту коменданта этого форта, а также мой 
нынешний начальник, и я его очень уважаю. Сейчас он инспектирует форты, 
расположенные вдоль границы с Гран-Чако, сегодня находится в форте Учалес, а 
завтра должен прибыть к нам. Так что вам, ради вашей же собственной 
безопасности, будет лучше покинуть наш форт до его прибытия.

— Не стоит вам, право, так уж сильно беспокоиться о моей безопасности, — 
спокойно ответил доктор. — Я не боюсь вашего начальника.

— Мне глубоко безразлично, сеньор, есть у вас причина его опасаться или же ее 
не существует. Но я — его подчиненный и, в соответствии с принятой в армии 
Аргентины субординацией, отвечаю перед ним за каждое свое деяние. Не надо быть 
провидцем, чтобы догадаться, что ему не может понравиться то, что я предоставил 
вам свой кров. Сейчас, на ночь глядя, я, конечно, вас с территории форта не 
выгоню, но и ночевать с вами под одной крышей тоже не могу. Вы должны понять 
меня и поискать себе место для ночлега в каком-нибудь другом ранчо.

После этих слов он резко встал и вышел, держа голову неестественно прямо и 
слегка закусив нижнюю губу. Доктор задумался, но раздумья его вскоре прервал 
хирург, который сообщил, что подготовил для всех троих спальные места, и 
спросил:

— А что это вдруг случилось с лейтенантом? Он вышел отсюда с таким лицом… Вы 
чем-то рассердили его?

— В общем, да, хотя, видит Бог, нисколько не желая этого. Мой рассказ об одном 
происшествии почему-то вызвал у него сильное раздражение. Однако для нас сейчас 
предпочтительнее думать не об этом, а о том, как бы получше выспаться.

Хирург привел доктора Моргенштерна в ранчо, обитатели которого ради гостей 
покинули его стены. В маленьком калебасе чадил масляный фитилек, скупо 
освещавший хижину. На полу лежало несколько охапок сена, это были те самые 
«спальные места», о которых говорил хирург. На них путешественники немедленно и 
плюхнулись и спали всю ночь крепко, не хуже, чем на перинах.

Поднялись они очень рано, в тот час, когда ночная тьма только-только начинает 
расползаться серыми клочьями утреннего тумана. Солдаты еще спали. 
Путешественники отыскали своих лошадей, сами открыли запертые на ночь ворота 
форта и выехали в пампу.

Фриц и хирург, бывавшие прежде в лагуне Поронгос, уверенно определили 
направление, в котором им следует двигаться, и троица бодро двинулась вперед.

На этот раз доктор Моргенштерн переносил трудности скачки галопом уже гораздо 
легче, чем накануне. Останавливались путешественники только затем, чтобы дать 
лошадям вдоволь наесться влажной от росы травы, удовлетворяя таким образом 
сразу две их потребности — в еде и питье.

Но и сами путешественники начинали чувствовать голод. Вот тут-то ученому и 
пришлось внутренне признать правоту лейтенанта: за всю первую половину дня они 
не встретили никаких других представителей фауны, кроме стервятников, а 
поскольку всем известно, что мясо у них жесткое и невкусное, то и охотиться на 
них не стали — это не имело никакого смысла. К счастью, дон Пармесан оказался 
гораздо предусмотрительнее обоих немцев: накануне вечером он приобрел у одного 
из солдат в форте порядочный кусок свежего мяса. Радостно оживленный оттого, 
что может накормить своих спутников, исполняя роль сильного по отношению к 
слабым, он рассек кусок на три равные части и, надо сказать, довольно ловко.

Чтобы поджарить мясо, они развели костер из сухой травы. Она вспыхнула очень 
сильно, и мясо скоро было готово. А когда путешественники оторвались, 
насытившись, от