хотя бы 
на эти книги, их авторы являются знатоками деливиума — Всемирного потопа, иначе 
говоря. Вы непременно должны ознакомиться с этими трудами и…

— Нет, умоляю вас, только не это! — перебил его эспада. — Про этих господ я 
никогда ничего не слышал, а вас, напротив, знаю гораздо лучше, чем вы можете 
предположить. Неужели вы всерьез полагаете, что этот маскарадный костюм мог 
изменить вашу внешность до неузнаваемости?

— Маскарадный костюм, говорите? Хм. Должен признать, до определенной степени вы,
 пожалуй, правы. Я и в самом деле не собираюсь менять профессию и становиться 
на всю оставшуюся жизнь гаучо.

— А почему бы и нет, сеньор? Вы же, как я помню, отлично ездите верхом.

— Простите, сеньор, я не понял: это что, шутка? Впрочем, можете не отвечать, не 
имеет значения, шутка это или нет, поскольку вы задели очень серьезную для меня 
тему. Я предпринимал уже несколько попыток сесть на лошадь, по-латыни «эквус», 
и освоить то, что на этом благородном древнем языке называется «экво вехи», а 
именно искусство верховой езды. Но несмотря на все мое усердие, к сожалению, 
это искусство примерно на девять десятых так и осталось для меня непознанным.

Эспада был, как, я думаю, уже стало понятно каждому моему читателю, не из тех 
людей, кого можно легко смутить. Но на этот раз ответ ученого поставил его в 
тупик, он не понимал, как и о чем можно дальше вести разговор с этим человеком, 
но, однако, все же попытался изобразить на лице некое подобие вежливой улыбки и 
пробормотал:

— Простите мне мою навязчивость, сеньор. Я готов ждать сколько угодно, когда 
наступит момент, подходящий для того, чтобы вы могли снять свою маску и 
раскрыть свое инкогнито.

На этом эспада счел разговор законченным, развернулся и направился к столику, 
где его горячие приятели уже нетерпеливо постукивали ногами по полу. Маленький 
гаучо посмотрел ему вслед, покачал головой и тихо пробормотал: «Снять маску!» 
Какой чудак этот сеньор!»

И он снова углубился в свои книги. Однако сосредоточиться на этот раз ему не 
удалось. Официант — тот самый, что был с ним одного роста, — подошел и спросил:

— Сеньор, почему же вы не пьете свое пиво? Мне очень жаль этот прекрасный 
напиток и вас тоже. Когда пиво так долго стоит открытым, оно теряет часть 
своего неповторимого вкуса.

Гаучо, он же доктор Моргенштерн, взглянул на него, поднял стакан и сказал:

— Благодарю вас, сеньор! Человек не должен забывать о своих потребностях и 
удовольствиях, а пить, по-латыни «потио», пиво — безусловно, не только 
необходимо, но и весьма приятно.

После этой тирады он собрался было продолжить свое прерванное чтение, но 
официант отчего-то все не уходил, и он спросил:

— Вы хотите узнать у меня что-нибудь еще, сеньор?

— Да, с вашего позволения. Я невольно слышал, что вы упомянули в разговоре с 
сеньором Перилъо город Ютербогк в Германии…

— Да, это мой родной город, и я живу там.

— Значит, вы немец?

— Ну разумеется, немец.

— О, сеньор, какой это приятный сюрприз для меня! Вы позволите мне поговорить с 
вами по-немецки?

— По-немецки? Неужели и вы тоже немец?

— Да, герр доктор, мы земляки, — с гордостью заявил маленький официант, — я 
родился и жил в Штралау на Руммельсбургском озере под Берлином.

— Вы из Штралау? Какая приятная неожиданность! Но почему вы оказались здесь, 
чего вы хотите добиться в этой стране?

— Разбогатеть, конечно!

— И только?

— Да, больше мне ничего не нужно. Но, знаете, герр доктор, и здесь это 
оказалось не так-то легко, как казалось издалека. Более того: сейчас я даже 
попал в затруднительное финансовое положение, надеюсь,