ить себе в 
полной мере, какие последствия может вызвать этот процесс. В доказательство 
права этой гипотезы на существование могу привести в качестве примера строение 
коренных зубов пещерного медведя. Вы видели их когда-нибудь, мой друг? — 
обратился вдруг ученый к капитану, начисто забыв во время своей краткой 
популярной лекции, где находится и с кем разговаривает.

— Нет, мне не приходилось видеть зубы медведя, — ответил после некоторого 
замешательства вконец растерявшийся капитан.

— Эти зубы, а особенно коренные, по-своему…

И тут доктор вынужден был прерваться. Вошли солдаты, которые внесли его багаж. 
Он быстро развязал тюк с книгами, проверил, все ли они на месте. Капитан взял 
одну из книг и начал рассеянно ее перелистывать. Ученый труд, который он держал 
в руках, назывался «Древние формы жизни в пампе». На форзаце книги было 
каллиграфически выведено: «Доктор Моргенштерн. Ютербогк». Заинтригованный 
капитан открыл вторую книгу уже специально на форзаце, увидев ту же надпись, 
оживился. Схватил и раскрыл на форзаце третью, четвертую, пятую книгу… Сомнений 
не оставалось: все эти книги были узко специального назначения, и они могли 
принадлежать только одному человеку, а именно тому, кто только что 
продемонстрировал свою ученость, кто сам просил называть его именем, 
обозначенным на книгах, и кого он считал до этой минуты полковником Глотино. 
Капитан почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он спросил:

— Как вас по имени, сеньор… зоолог?

— Доктор Моргенштерн из Ютербогка.

— И это… ваше подлинное имя? — Капитан сглотнул слюну от волнения.

— Разумеется.

— И вы можете это доказать?

— Нет ничего легче. Я покажу вам свой паспорт.

— На стол его! Немедленно! — заорал капитан. У него сдали нервы. Трясущимися 
руками он взял паспорт доктора, внимательно изучил его и отшвырнул с презрением.
 Куда только подевалась его недавняя несколько приторная любезность — теперь он 
больше всего напоминал игрока, сделавшего крупную ставку в рискованной игре, но 
проигравшегося в пух и прах. — Какая наглость! Но и какое сходство! Просто 
невероятно! Мошенники! — Он уже почти вопил, как базарная торговка.

— Мошенники? Это вы про нас-то? Сеньор, не соблаговолите вы в таком случае 
объяснить, на каком основании вы делаете это заявление? Мне кажется, что 
никаких оснований, «инанитер», как сказали бы древние римляне, у вас на это 
все-таки нет!

— Послушайте вы, как вас там, лучше оставьте меня в покое с вашими римлянами. 
Не понимаю, какое вы вообще имеете к ним отношение, если у вас в паспорте 
черным по белому написано, что вы немец! И как вы посмели выдавать себя за 
полковника Глотино, родственника самого генерала Митре?

— Как я посмел выдавать себя за полковника? — От возмущения доктор Моргенштерн 
даже подскочил на месте. — Нет, это я должен вас спросить: как это вы посмели 
обвинять подданного Германии во лжи без всякого к тому повода? Если вы приняли 
меня за кого-то другого, то это — ваша ошибка, а я тут ни при чем.

— Да замолчите же вы наконец! Я имею полное право арестовать вас!

— Охотно верю, что сделать это вы сможете, но оправдаться потом за свою 
глупость — вряд ли. Немца нельзя брать под стражу просто так, потому, что 
кому-то он, видите ли, показался несимпатичным. За это вам придется ответить по 
всей строгости закона!

— Ваши претензии смешны и неуместны! Я вас поил-кормил, мои люди достали для 
вас лошадей, а теперь выясняется, что вы — всего-навсего какой-то гринго, 
немецкий книжный червь, которого черт случайно занес в Санта-Фе!

Доктор Моргенштерн густо, как мальчишка, уличенный в мелкой краже, покраснел, 
но от ответного выпада на этот раз воздержался. И тогда в разговор вмешался 
Фриц, уже давно порывавшийся сделать это.

— Советую вам, сеньор, быть поаккуратнее в выражениях, иначе вам придется 
выслушать обстоятельное и, я полагаю, утомительное для вас объяснение, как 
следует держать себя с известным немецким ученым, которого вы походя назвали 
«гринго» и «книжным червем». А пока я скажу только, что он не из тех людей, 
которые живут — только небо коптят!

— Это вы кого имеете в виду? — вскипел лейтенант, явно принявший последний 
пассаж Фрица на свой счет.

— Кого я имею в виду, того и имею. Но если вам показалось, что эти слова 
относятся к вам, то разубеждать вас не буду. Я хочу сказать о другом: меня 
удивляет, как это вы, капитан, опускаетесь до того, что унижаете собственное 
офицерское достоинство какими-то мелочными претензиями относительно того, что 
мы тут у вас съели и выпили. Неужели