ы думаете, что мы не в состоянии оплатить 
счет за ваше угощение? А лошадей вы можете вернуть, мы купим себе других. Итак, 
будьте любезны, сеньор капитан, назовите мне, пожалуйста, сумму, которая 
причитается с нас за обед. Кстати, имейте в виду: с вином вас, мягко говоря, 
надули — это не бордо, это бурда какая-то! Уж не знаю, из чего ваши местные 
умельцы ее варганят, но она ужасна и с настоящим благородным бордо ничего 
общего не имеет.

Фриц достал из кармана кошелек и начал, намеренно не торопясь, с 
демонстративной тщательностью пересчитывать деньги, которые были в нем. Капитан 
побледнел, на скулах его заходили желваки. Его душила ярость.

— Что? Ты, видно, сильно не в себе, малый, если думаешь, что я приму деньги от 
какого-то ничтожного лакея! — Капитан опять орал самым вульгарным образом.

— Это кто это тут ничтожный лакей? — не давал ему спуску Фриц. — Ах, это вы ко 
мне так обращаетесь? Извините, сеньор, не по адресу! Меня зовут Фриц Кизеветтер,
 и я — да будет вам известно, пруссак. Неужели вам никогда никто не объяснял, 
что для того, чтобы перейти с пруссаком на «ты», сначала нужно выпить с ним на 
брудершафт. Но у меня, знаете, почему-то не возникает желания пить с вами на 
брудершафт, так что, будьте настолько любезны, перестаньте мне «тыкать», сеньор 
капитан!

— Скажите, какая важная персона нашлась! Да вот я сейчас возьму и прикажу своим 
солдатам взгреть тебя так, чтобы еще целый год твоя спина отливала синевой. И 
будь уверен, они это сделают!

— Да только попробуйте! Я — подданный короля Пруссии. Его влияние простирается 
достаточно далеко для того, чтобы найти вас где угодно и примерно наказать за 
недостаточно уважительное отношение ко мне.

Но эти слова только подлили масла в огонь. Офицер распахнул дверь и выкрикнул в 
коридор:

— Эй кто-нибудь, идите сюда! Возьмите этого негодяя за шкирку и выкиньте его 
отсюда. Не миндальничайте с ним. Чем больше синяков он получит, тем лучше!

Солдаты переглянулись между собой. Они ничего не понимали. Всего какой-то час 
назад на их глазах капитан вел себя заискивающе с этими странными маленькими 
гаучо, что называется, смотрел им в рот, и вдруг такая перемена… 
Воспользовавшись их замешательством, Фриц быстро выхватил из-за пояса револьвер 
и, проведя его дулом широкую дугу в воздухе, сказал:

— Не беспокойтесь понапрасну, высокочтимые сеньоры, я хоть и люблю, когда со 
мной обращаются вежливо, но не до такой же степени! Меня не надо сопровождать. 
Фриц Кизеветтер привык обходиться без почетного эскорта. — Повернувшись к 
солдатам спиной, он спокойно продолжил, обращаясь уже к своему хозяину: — 
Пойдемте отсюда, герр доктор. — И взвалил себе на плечи тюк с инструментами.

Казалось невероятным, как такой маленький человек мог поднять такую тяжесть. 
Солдаты невольно почувствовали уважение к нему и расступились. Но капитан 
прикрикнул на них:

— Вы что, олухи небесные? Вам же было приказано вытолкать его отсюда! А во 
дворе арестуйте его!

На этот раз солдаты послушались своего командира. А тот с торжествующим видом 
повернулся к доктору и заговорил со злой иронией в голосе:

— Ну как, сеньор, теперь, я надеюсь, вы убедились, что с аргентинским офицером 
всякие мошеннические фокусы даром не проходят? Мне, знаете, что еще сейчас 
очень интересно: а что вы станете делать, если я прикажу арестовать и вас тоже?

Доктор Моргенштерн ответил ему с олимпийским спокойствием:

— Обращусь через посла моего монарха к вашему президенту, и тогда под арест 
пойдете уже вы, а не я. Но ничего, слишком сильно по этому поводу не 
огорчайтесь — ведь в результате полученного урока вы, наконец, научитесь 
хорошим манерам.

— А вам не кажется, сеньор зоолог, что вы слишком много себе позволяете? — с 
тихим бешенством произнес капитан.

— Не кажется. Я позволяю себе ровно столько, сколько требуют от меня 
обстоятельства и позволяет мне мое положение.

— Насчет вашего положения вы определенно заблуждаетесь. В таком случае я должен 
просветить вас на сей счет: положение ваше сейчас, прямо скажем, очень 
незавидно.

— А ваше еще менее того. Офицер, арестовывающий человека, к которому еще совсем 
недавно он обращался «господин полковник», по-моему, должен опасаться со 
стороны своего начальства упреков в потере бдительности, что, насколько мне 
известно, в армии любой страны считается позором, если не преступлением.

На последнем слове он сделал первый шаг и, уже не глядя на капитана, вернее, 
глядя перед собой так, словно в комнате, кроме него самого, вообще никого не 
было, двинулся к двери. Со двора доносилис