ейкам вниз. Уже перемахнув через барьер на 
арену, он издал боевой клич индейцев Северной Америки, который они применяют 
как в бою, так и на охоте: «Х-и-и-и-и-и!» Специфическое звучание этот клич 
приобретает благодаря вибрирующим пальцам, плотно прижатым к губам, в то время 
как горлом человек, издающий этот клич, тянет как можно дольше одну высокую 
ноту.

Это тремоло трудно сравнить с каким-нибудь другим звуком и ни с чем невозможно 
спутать. Бизон вскинул свою окровавленную голову и бросился на Отца-Ягуара.

У тысяч зрителей на трибунах одновременно замерли сердца… Должно быть, этот 
смельчак лишился разума, если решился броситься на бизона с ножом. Он, конечно, 
силен и ловок невероятно, не чета тем, кого бык сегодня уже отправил в мир иной,
 но есть же предел человеческих возможностей, маловероятно, чтобы даже такому 
великану и атлету, как он, удалось победить этого бешеного зверя. Никто, ни 
один человек на трибунах не верил в это в те страшные несколько минут, пока 
человек и зверь сближались.

Отец-Ягуар смотрел на бизона точно таким же взглядом, как и на ягуара недавно: 
не мигая, пристально и жестко. Глаза животного заволокла пелена ярости, но все 
же он понимал, что на этот раз у него будет противник посерьезнее всех прежних, 
вместе взятых. Бизон остановился и начал медленно-медленно припадать на 
передние ноги. Отец-Ягуар же не прекратил своего движения, но с этого момента 
пошел тоже очень медленно, словно хотел предварительно выверить свою позицию в 
бою с максимальной точностью. Оба противника, будучи опытными бойцами, 
сосредоточивались, собирались… Бизон почувствовал готовность к бою первым. 
Поднял голову, заревел и вновь опустил свои рога к самой земле, приготовившись 
к атаке.

Все ждали, что сейчас Отец-Ягуар отскочит, но он не сдвинулся с места ни на 
сантиметр. То, что произошло в следующее мгновение, не все и не сразу поняли. 
Единственное, что было очевидно, — так это то, что Отец-Ягуар в мгновение ока 
оказался почему-то позади бизона. А произошло на самом деле вот что: бородатый 
матадор вдруг взмыл вверх, перевернулся в воздухе — то есть сделал 
головокружительное цирковое сальто и приземлился на обе ноги, даже не 
пошатнувшись при этом, почти у самого хвоста бизона.

«А-а-а-ах!» — выдохнул цирк. Бизон развернулся и снова устремился на человека. 
Но тот с не меньшей, чем в первый раз, ловкостью повторил свой необыкновенный 
трюк. И еще раз. Теперь уже ожидавшие повторения трюка зрители сумели 
разглядеть и по достоинству оценить технику исполнения этого поистине 
смертельного сальто. С невероятным, немыслимым для любого обычного человека 
хладнокровием Отец-Ягуар использовал лоб чудовища в качестве подкидной доски: 
со снайперской точностью он уверенно ставил ногу в сапоге между рогами бизона и 
с силой отталкивался от этой твердой костяной опоры. Вдобавок ко всему 
проделывал он это с улыбкой на лице, словно был действительно всего лишь 
цирковым акробатом и работал всего лишь на потеху публике.

Ничто другое не могло взбесить быка сильнее, чем это хладнокровие человека. Но 
он никак не мог дать выход своему бешенству, и от этого силы начинали покидать 
его. Не переставая реветь, но теперь уже не грозно, а заунывно, он постепенно 
стал утрачивать координацию движений, глаза его налились кровью, временами он 
спотыкался и шатался из стороны в сторону. Отец-Ягуар понял, что пришло время 
для заключительной коды [19 - Кода — (ит. coda, букв — хвост) — заключительный 
раздел музыкального произведения, закрепляющий его главную тональность и 
развитие музыкальной темы.] в его сегодняшнем неожиданном выступлении на арене. 
Сделав подряд еще несколько сальто туда и обратно, он интуитивно, но 
безошибочно уловил тот момент, когда бык окончательно потерял всякую ориентацию 
в пространстве, и остановился… Блеснул под лучами солнца нож, и его лезвие 
вонзилось по самую рукоятку в затылок бизона. И сразу же Отец-Ягуар выдернул 
нож обратно. Крупная дрожь пробежала по ногам дикого быка, потом он несколько 
раз конвульсивно вздрогнул всем своим огромным телом, клоня голову все ниже к 
земле, и наконец, некрасиво и неуклюже расползаясь на всех своих четырех ногах, 
словно на скользком льду, опустился на песок.

Цирк безмолвствовал. Несколько мгновений зрителям казалось, что все, что только 
что произошло на их глазах на арене, — иллюзия, наваждение… Отец-Ягуар, не 
дожидаясь, когда у публики пройдет этот шок удивления от увиденного, попросил 
своего спутника по имени Джеронимо принести ему пиджак. Тот сделал это, 
спустившись на арену точно таким же образом, что и Отец-Ягуар. За ним то же 
самое сделали и остальные товарищи Карлоса Хаммера. Герой корриды тщательно 
отряхнул пиджак и надел его, не забыв обратить внимание на то, хорошо ли легли 
борта. После этого четыре статных, прекрасно одетых господина, ступая 
неторопливо, словно на прогулке в парке, при полном безмолвии трибун прошли к 
выходу с арены.

Едва они удалились, всеобщее оцепенение наконец прошло. Самые азартные из 
зрителей устремились на арену. Их примеру последовали и тореадоры. Пре