немало.

Неподалеку от этого центра всеобщего внимания стоял столик, за которым сидели 
четыре щеголевато одетых сеньора, из которых особенно привлекал к себе внимание 
один. Судя по его мощному торсу и широким плечам, он обладал недюжинной силой, 
несмотря на свой далеко не юношеский возраст — ему было, судя по седой, хотя 
еще и густой шевелюре и окладистой седой бороде, лет примерно пятьдесят или 
около этого. Загорелое и обветренное его лицо наводило на мысль, что этот 
человек может оказаться всего лишь обыкновенным гаучо из пампы [5 - Пампа — 
южноамериканская равнина (расположенная, главным образом, в Аргентине) с 
субтропическим климатом, черноземными почвами и степной растительностью.], 
однако его безукоризненно элегантный, сшитый по последней парижской моде костюм 
говорил о совершенно обратном. Трое его тоже загорелых спутников выглядели не 
менее элегантно. Загадочная четверка сидела молча, но после хвастливого 
заявления эспады о том, что он убьет бизона ударом ножа, один из них нарушил 
молчание и обратился к белобородому с вопросом:

— Карлос, ты слышал, что сказал сейчас вон тот говорун?

Белобородый ничего не ответил, только кивнул головой в знак того, что, мол, да, 
слышал.

— И что ты скажешь по этому поводу?

Белобородый опять обошелся без слов — пожал плечами и иронически улыбнулся.

— И я так думаю, — поддержал его спрашивавший. — Я что-то слышал о том, что с 
местными быками удаются иногда такие фокусы, но ты охотился на этих 
североамериканских зверей и лучше, чем мы, знаешь их. Скажи все-таки: что ты 
думаешь об этом? А мне кажется, что этот эспада, похоже, попадет в трудное 
положение, если заключит столько пари.

— Согласен. Словами бизона не уложишь.

Эти слова белобородый Карлос произнес несколько громче, чем требовалось для 
того, чтобы его расслышали соседи по столику. Расхваставшийся эспада услышал их,
 вскочил со стула и спросил весьма с нервной язвительностью:

— Сеньор, не могли бы объяснить получше, что именно вы имеете в виду?

Белобородый не спеша смерил его фигуру равнодушным взглядом и спокойно ответил:

— Почему бы и нет? Но сначала я хотел бы узнать ваше имя.

— Мое имя в этой стране известно любому ребенку! Я Антонио Перильо!

Лучистые глаза белобородого великана на мгновение затуманились. Он опустил веки 
и произнес все тем же равнодушным тоном:

— Мое имя известно не меньше вашего. Я — Хаммер.

— Это немецкое имя?

— Немецкое, вы не ошиблись.

— Значит, вы немец?

— Естественно.

— В таком случае вам лучше держать ваш рот на замке, особенно когда дело 
касается здешних обычаев! Я — портеньо, если это вам о чем-нибудь говорит!

Он произнес слово «портеньо» с неподражаемым пафосом и при этом еще с гордостью 
огляделся вокруг. «Портеньос» называют себя коренные жители Аргентины в отличие 
от различного рода переселенцев и эмигрантов, и любой из «портеньос убежден, 
что, безусловно превосходит приезжих некими неоспоримыми достоинствами, а кроме 
того, обладает в этой стране несравненно большими правами по сравнению с 
чужаками. Но напрасно эспада думал, что произведет большое впечатление на 
великана своим выпадом. Тот, казалось, не придал им вообще никакого значения. 
Эспада просто вышел из себя и, едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы:

— Вы позволили себе пренебрежительно отозваться обо мне. Не желаете ли взять 
свои слова обратно?

— Зачем же? Не вижу в этом никакой необходимости. Как вам уже известно, я — 
немец. Все немцы любят точность, и если я сказал, что словами бизона не уложишь,
 то, значит, так оно и есть.

— Каррахо! [6 - Черт побери! (исп.).] Какая наглость! Я, самый знаменитый в 
этой стране эспада, должен терпеть издевательства какого-то немца! Интересно, 
что вы скажете на то, что я готов немедленно распороть ваше немецкое брюхо моим 
ар