ентинским клинком?

— Ничего. Я ничего не скажу, потому что угроза ваша — пустая и не стоит ответа,
 — ответил Хаммер и переменил позу на более комфортную для его большого тела, 
не сводя взгляда с портеньо.

В этом взгляде можно было прочесть многое, но только не злость. Однако на 
распетушившегося эспаду этот взгляд подействовал, как удар током. Он подскочил 
к обидчику и, запинаясь от захлестнувшей его ярости, спросил:

— И вы что же, не принесете мне извинения за ваши оскорбительные слова в мой 
адрес?

— Нет, не принесу.

— Тогда я докажу всем здесь собравшимся, что вы трус! И сделаю это немедленно!

И он бросился на немца с кулаками. Но тот ловко и резко уклонился от удара, 
потом схватил эспаду за обе руки, прижал их вплотную к его туловищу и так, с 
прижатыми руками, и поднял его в воздух и отшвырнул к стене.

Одновременно с тем, как тело эспады рухнуло вдоль стены на пол, все посетители 
кафе повскакали со своих мест. Антонио Перильо был одет хотя и не столь хорошо, 
как его противник, но тоже на европейский лад, поэтому трудно было ожидать, что 
он сумеет спрятать под тесным сюртуком длинный нож, которым пользуются обычно 
гаучо [7 - Гаучо — аргентинский пастух, житель пампы.] и с которым все прочие, 
заносчиво именующие себя «портеньос», как правило, не расстаются. Однако 
Перильо все же вытащил откуда-то такой нож и, бешено сверкая глазами, пошел с 
ним на противника. Но тот даже ни на дюйм не сдвинулся со своего места, 
подождал, пока Перильо подойдет поближе, и молниеносным движением перехватил 
занесенную над ним руку с ножом, сжав ее с такой силой, что эспада, взвыв от 
боли, выронил нож на пол. И тогда немец бросил ему презрительно:

— Веди себя потише, Антонио Перильо! У тебя отвратительные манеры! Мы находимся 
в Буэнос-Айресе, а не в Салине-дель-Кондор. Ты понял?

— Салина-дель-Кондор? — испуганно пролепетал утративший вдруг весь свой боевой 
пыл эспада. — Где это? Я не знаю такого места…

— Ты знаешь его, негодяй. И не смей со мной юлить! Учти: ты можешь провести 
кого угодно — только не меня.

— Но я никогда там не был… Не понимаю, что вы имеете в виду, — продолжал 
изображать растерянность эспада.

Впрочем, он и на самом деле был растерян, правда, по совсем другой причине, а 
не потому, что его приняли за кого-то другого, как могло показаться со стороны. 
Но об этой, истинной, причине его замешательства речь еще впереди.

— Я имею в виду, — чеканя каждое слово, произнес продолжавший сидеть на стуле 
белобородый, — то, что ты только что, когда так сильно побледнел, бедняжка, 
нечаянно произнес шепотом. Рано или поздно я заставлю тебя сказать то же самое 
во всеуслышание.

— Нет, — продолжать упорствовать эспада, — я все-таки никак не пойму, о чем вы 
говорите и чего от меня хотите. Я не желаю вас знать! — с жалким нахальством 
поверженного выдавил он из себя.

— Вот в это я охотно верю. Еще бы, у тебя немало оснований всячески избегать 
меня. Но запомни на всякий случай хорошенько вот что: как только ты мне 
понадобишься, чтобы поквитаться с тобой, я достану тебя хоть из-под земли, 
негодяй!

Сказав это, белобородый поднялся со стула, подождал, пока его спутники 
рассчитаются с официантом, аккуратно снял свою шляпу с вешалки и не спеша 
направился к выходу. В эти несколько минут посетители кафе могли увидеть его в 
полный рост и лишний раз убедились в том, что с таким Голиафом [8 - Голиаф — 
библейский великан, здесь это имя употреблено в переносном значении, то есть 
гигант, могучий человек.] лучше не связываться.

Только когда дверь за ним и его спутниками закрылась, к эспаде вернулось 
самообладание. Он вернулся к своим приятелям. Один из них встретил его отнюдь 
не сочувственными словами:

— Какой позор, Антонио Перильо! Он буквально размазал тебя по стенке!

— А ты у нас храбрец! — ответил язвительно опозорившийся. — Ну давай тогда, 
догони его, попробуй потягаться с этим быком! Почему же ты не бежишь за ним, а? 
Ладно, я сам отвечу на свой вопрос: ты знаешь, что ни за что не справишься с 
ним, и я сильно сомневаюсь, что такой человек вообще тут найдется.

— Вполне возможно, что ты и прав, — пошел на попятную дружок Перильо. — Но он 
обращался к т