— То есть мне нельзя ни на кого нападать, вы хотите сказать, юноша? — не 
согласился белый. — Но поймите меня: я не могу не рассчитаться с этим 
обнаглевшим абипоном, который посмел бить ногами офицера. Не волнуйтесь, я все 
сделаю очень тихо, и после этого наглец будет спать гораздо дольше, чем 
собирался, когда укладывался на ночь.

Аука кивнул ему и вновь стал старательно изображать часового. Сначала 
внимательно оглядел спящих, потом подошел к вождю. Этот хитрец не просто 
положил ружье на землю около себя, а закутал его в свое пончо. Аука знаками 
объяснил это офицеру и вышел из круга света, как бы растворившись в темноте. 
Стоя там, тихо хлопнул в ладоши. Это был условный сигнал к тому, что можно 
начинать ползти. Первым двинулся с места Прочный Череп, за ним четверо камба, а 
замыкающим полз молодой офицер.

Его не удерживало даже предостережение Ауки о том, что ружье завернуто в край 
пончо, покрывающего тело вождя. «Да, — подумал юный инка, — Прочный Череп 
аттестовал его правильно, этот парень, видно, бывал и не в таких переделках и 
не знает, что такое страх». А тот полз просто-таки мастерски: не совершая ни 
одного лишнего движения, а каждое сделанное им было продуманно и бесшумно. Но 
вот он дополз до вождя и сразу же набросился на него, прижав к земле. Тело 
абипона безвольно обмякло в складках пончо. Офицер встал, держа в левой руке 
свое ружье. Все было сделано в какие-то доли секунды.

Когда они отошли немного от стоянки абипонов, офицер сказал с интонацией 
удовлетворенного мстителя, каковым он на самом деле, в общем-то, и являлся:

— Негодяй никогда уже не сможет пнуть ногой ни одного офицера! А теперь я хотел 
бы знать, что мы будем делать дальше.

Инка, вновь почувствовав себя в роли повелителя, жестом показал: за мной. И 
привел всех туда, где сидел над индейцем-часовым уже совершенно сам не свой от 
переживаемого волнения Антон. Он видел все, что произошло в лагере. К счастью, 
абипон до сих пор не очнулся, потому что в том состоянии, в котором пребывал 
Антон, он, конечно, не смог бы заставить замолчать индейца.

Аука сказал:

— Оставайтесь все здесь до тех пор, пока я не сниму второго часового возле 
лошадей.

— Не торопись, Аука, это мое дело! — воскликнул Прочный Череп.

Извини, друг, вовсе не твое, а мое! — вмешался в спор офицер. — Вчера эти 
собаки хотели меня утопить в озере. В наказание за такое преступное намерение 
они уже имеют труп своего вождя, хотя пока и не ведают об этом. Но, мне кажется,
 я еще не полностью расплатился с ними.

Эти слова были произнесены столь темпераментно, что Аука понял: удержать парня 
будет абсолютно невозможно. И тот ушел, ступая мягко и неслышно, как ягуар, в 
направлении, которое указал ему Аука. Пока его не было, все напряженно 
прислушивались к любому звуку, однако ничего похожего на шум схватки не 
услышали. Так прошло примерно две минуты. И вдруг так же неслышно, как уходил, 
между деревьями возник офицер.

— Парень не успел произнести ни звука. А теперь давайте разбирать лошадей. 
Пусть каждый возьмет себе по одной, какая ему больше нравится.

— Нет, — перебил его Аука, — мы уведем всех до одной, но другим способом. Среди 
них бродит — слышите колокольчик — мадрина. За ней они пойдут, как утята за 
уткой.

— А этот парень далеко не глуп, хотя еще почти мальчишка! — воскликнул офицер, 
обращаясь к своим недавним товарищам по плену. А потом опять повернулся лицом к 
Ауке: — Так вы, молодой человек, говорите, что лагерь Отца-Ягуара разбит по ту 
сторону озера? Вы сможете его найти в такой темноте?

— Смогу, — ответил инка.

— Тогда отправляйтесь к ее милости госпоже мадрине, а мы зайдем всему стаду в 
тыл.

Сочетая дружеское обращение, опыт военного человека и взятую на себя 
добровольно роль командира, он говорил т