за глаза! Мне был хорошо знаком такой взгляд — 
настойчивый, горящий, одновременно дикий и несчастный, я не раз наблюдал его в 
больницах для умалишенных. Да, передо мной стояла сумасшедшая, в этом не было 
никаких сомнений.

Прошло несколько томительных секунд. Наконец выражение ее лица смягчилось, и на 
бледных губах мелькнуло подобие улыбки. Бронзового оттенка палец, тощий, как у 
скелета, согнулся и поманил меня; я услышал тихий голос:

— Иди сюда, иди скорее! Мне надо спросить тебя.

Она говорила на языке команчей. Я подошел к ней вплотную.

— Ты бледнолицый?

— Да, — ответил я. — А кто ты?

— Я Тибо-вете-Элен, — шепнула безумная.

«Вете» на языке команчей означает женщина; но что такое «Тибо» и «Элен», я не 
представлял даже приблизительно. Эти слова не встречались ни в одном из 
известных мне индейских диалектов.

— У тебя есть муж? — спросил я.

— Да. Его зовут Тибо-така.

Опять это непонятное «Тибо»! «Така» значит просто «мужчина».

— А где он сейчас? — продолжал я, видя, что она отвечает охотно и как будто не 
боится меня.

Тут женщина приблизила губы к моему уху и еле слышно произнесла:

— Он ловит Кровавого Лиса там, в пустыне. Он — шаман нашего племени.

Проговорив это — а ни одна индеанка в здравом уме не стала бы сообщать такие 
сведения какому-то неведомому бледнолицему, — она вцепилась в мой рукав и, 
пытливо глядя мае в глаза, спросила:

— Ты знаешь моего брата Деррика?

О Господи, что еще за Деррик? Имя, конечно, искажено, но все же оно явно 
европейского происхождения. Но почему брат этой несчастной, индеец, зовется 
христианским именем? Нет, видимо, «Деррик» — не имя, а какое-то неизвестное мне 
понятие.

Я покачал головой.

— Нет, я его не знаю.

— Ты — бледнолицый, а ничего не знаешь о нем? — изумилась женщина. — Ну вспомни 
же! Ты должен его знать! О, вспомни, вспомни! Смотри…

Сломив тонкую веточку с куста, она свернула ее, переплетя концы; получился 
маленький обруч, который она возложила себе на голову со словами:

— Это мой myrtle wreath! [30 - Миртовый венок (англ.).] Он нравится тебе? Скажи,
 он тебе нравится?

Ну, уж это не лезло решительно ни в какие ворота! С чего бы женщине из племени 
команчей употреблять английские выражения? И откуда ей знать о свадебных 
миртовых веночках? Я схватил ее за руку и спросил:

— Может быть, ты белая? Ответь!

Женщина захихикала, и в этом смехе неописуемым образом сочетались отчаяние и 
самодовольство.

— Ты принимаешь меня за белую, потому что я так прекрасна? — бормотала она. — О 
да, я прекрасна и ношу на голове чудесный венок. Но не смотри мне в глаза, а то 
тебя сожжет тоска, сжигающая меня. Ты знаешь моего брата Деррика? А хочешь, я 
покажу тебе вигвам, где я живу?

— Да, покажи мне его, — с трудом выговорил я.

— Идем, но держись у края долины. Если кто-нибудь увидит тебя, ты умрешь. Наши 
воины убивают всех бледнолицых. Но я рада, что встретила тебя, я не скажу 
никому ни слова, потому что ты сделаешь то, о чем я прошу.

— Конечно, сделаю. Чего ты хочешь?

Она сняла с головы свернутый кольцом прутик, протянула его мне и потребовала:

— Когда встретишь моего брата Деррика, отдай ему этот myrtle wreath. Ты 
запомнишь?

— Запомню и сделаю, — ответил я, принимая «миртовый венок». — Но где он, твой 
брат?

— Да… кажется, он в… я не знаю… я забыла. Но ты найдешь его, правда?

— Найду, — заверил я, надеясь хоть немного порадовать эту несчастную. — А что 
мне ему сказать?

— Ты скажешь ему… скажешь, что… Нет, говорить ничего не надо. Когда он увидит 
myrtle wreath, он сам все поймет. А теперь гляди. Видишь — вон там, во втором 
ряду — вигвам, расписанный знаками шаманского могущества?

— Да, вижу.

— В этой палатке живет Тибо-така. А я его жена, и меня зовут Тибо-вете-Элен. Не 
забудь!

— Я не забуду. А кто живет в большой палатке со столбами перед входом?

— Наш вождь Вупа-Умуги.

— Но ведь он в отъезде. Кто же сейчас там, внутри?

— Его жена и дочери, больше никого.

— А почему вон ту палатку, самую дальнюю, охраняют два воина?

— Там живет чернокожий, — объяснила женщина. — Его убьют, когда поймают его 
господина, Кровавого Лиса.

— О, вот как! Ну а пока стерегут, чтобы он не сбежал?

— Да, да! — с важностью подтвердила Тибо-вете-Элен. — Стерегут воины… днем и 
ночью.

— И много здесь таких воинов? — словно невзначай поинтересовался я.

— Нет, сейчас только эти двое. Большой отряд ушел в пустыню вместе с вождем, а 
другие поехали на охоту в прерию. Они вернутся завтра, а может быть, через день.
 Но ты не потеряешь мой myrtle wreath, ты будешь бережно обращаться с ним?

— Не беспокойся, я держу его крепко и не потеряю.

— И отдашь его Деррику, да?

— Как только найду твоего брата.

— Ты обязательно найдешь его… — Она запнулась и опустила глаза, словно 
отыскивая что-то в своей больной памяти, потом продолжала: — И передай ему… 
передай ему еще одну вещь, ладно?

— Конечно, передам… — начал я, но тут женщина внезапно обвила руками мою шею и 
поцеловала меня так стремительно, что я не успел бы ее оттолкнуть,