о, чем просто 
лишение его мустанга и оружия. Я думаю, ты согласишься с этим.

Тяжело вздохнув, он согласился:

— Тогда ты возьмешь мое ружье и моего коня!

— Нет, вот этого я как раз и не сделаю. Ты мне симпатичен. Вот почему, несмотря 
на всю твою сегодняшнюю враждебность ко мне, я не перестану считать тебя своим 
другом. Ты сохранишь то, что имеешь. И в отношении Вупа-Умуги и его индейцев я 
постараюсь сделать так, чтобы с ними тоже обошлись хорошо. Но в конце концов 
это будет зависеть прежде всего от того, как они сами поведут себя по отношению 
к нам.

— А как они должны себя повести? Они воины и будут защищаться.

— Как раз это было бы крайне нежелательно. Как только с нашей стороны прольется 
кровь, чего мы, естественно, не хотим, они уже не смогут больше рассчитывать на 
дружеское к себе отношение. Я все же надеюсь, что мне удастся убедить вождя в 
том, что сопротивление бессмысленно. Надеюсь, что он с большим пониманием 
отнесется к моим аргументам, чем ты.

— Чем я? — уязвленно переспросил он.

— Да. Я хотел максимально облегчить твое пребывание в плену, взамен потребовав 
от тебя лишь обещания, что ты не сбежишь. Ты отказал мне в этом, потому что не 
понял, что твое бегство в лучшем случае будет для вас бесполезно, а скорее 
всего принесет прямой вред. То есть ты сам вынудил меня быть с тобой суровым.

— Я не дал обещания, потому что я еще не знал тогда того, что знаю теперь.

— Значит, ты понял, что вашим воинам никто не в силах помочь?

— Да.

— Выходит, еще есть время дать обещание.

— И я его даю.

— Хорошо! Однако подумай также о том, что своим поведением ты можешь принести 
пользу или навредить не только себе, но и всем людям своего племени. Все, что 
ты совершишь — плохое или хорошее, — зачтется также и всем им. Если ты не 
сдержишь своего слова, наказанию будешь подвергнут не только ты, но и твои 
соплеменники!

— Я его не нарушу!

— Но что будет порукой твоему слову?

Он посмотрел на меня вопросительно, и тогда я пояснил:

— Я могу положиться на слово, данное христианином, но на обещание краснокожего 
— нет.

— Но ты же веришь Виннету?

— Да, во всем, но он — исключение, к тому же я знаю, что в душе он чувствует 
себя христианином.

— Если ты возьмешь у краснокожего воина в к