чения!

— Как же! Если бы тебе удалось совершить побег сегодня, ты бы знал, где следует 
искать твоих воинов. Вот почему я предпочитаю оставить тебя в неведении 
относительно этого. Между прочим, я очень рад, что, несмотря на всю 
безнадежность твоего положения, ты попытался использовать весь свой ум, чтобы 
меня перехитрить. Так вот, я продолжаю: когда Вупа-Умуги отбыл к Ста деревьям, 
пришли белые солдаты. И как ты думаешь, что я сделал?

— Ты поговорил с ними?

— Да!

— И предупредил их?

— Конечно!

— Уфф!

— Я не только предупредил их, но и присоединился к ним с моими апачами, чтобы 
поймать Нале Масиуфа.

— Уфф! Ты сразился с ним?

— Нет.

— Он не пришел? Он выслал вперед разведчиков, которые вас заметили?

— Правильно, он выслал вперед разведчиков, но толку что? Они нас не заметили, 
потому что мы вовремя спрятались. Тогда появился он вместе со всем отрядом и 
встал лагерем около воды. Он увидел следы белых всадников и решил, что они ушли,
 преследуя Вупа-Умуги. Поэтому он не стал осторожничать, и нам без труда 
удалось его окружить.

— Уфф, уфф! Он был окружен. И все же ты говоришь, что он с вами не сражался!

— Он струсил и согласился на переговоры со мной. Я сидел с ним рядом, причем мы 
договорились прийти без оружия, но в этом он оказался настолько же подлым, 
насколько прежде был труслив. Идя на переговоры, он припрятал за спиной нож, 
намереваясь меня заколоть, и даже посмел вытащить его.

— Уфф! Не могу поверить, что он и в самом деле так поступил!

— Да.

— Это недостойно воина.

— Особенно если этот воин — вождь!

— Он тебя ранил?

— Нет. Он сильно во мне ошибся, потому что я за ним внимательно наблюдал и все 
время был настороже. Как только он поднял руку с ножом, я его оглушил.

— Рукой?

— Чем же еще? Я же был без оружия.

— Уфф, уфф! Рукой! Он умер?

— Нет, я не хотел его убивать. Я быстро взвалил его себе на плечи и отнес туда, 
где стояли мои апачи и белые воины.

— И команчи тебе не помешали?

— Они не могли этого сделать, все произошло очень быстро. А потом: у них не 
было возможности приблизиться к нам, потому что тогда мы убили бы их вождя. 
Когда он очнулся, я начал ему угрожать, сказал, что сниму с него скальп, сожгу 
его амулеты, а потом повешу его самого.

— Ты хотел убить его душу?

— Да.

— Самое страшное для него — сжигание амулетов. Я, правда, в это не верю, но он, 
как и большинство краснокожих, считает, что в этом случае душа воина гибнет.

— Интересно, что бы он предпринял, если бы в мои намерения действительно 
входило поступить так, как я сказал?

— Он предпочел бы сдаться в плен.

— Он один?

— Он один… Уфф, уфф! Значит, вы думали, что все его воины должны сдаться вместе 
с ним?

— Да, все!

— А разве вам не