я из этого ружья бью без промаха!

Все произошло так неожиданно, что они, как только я произнес эти слова, 
продолжали сидеть, не двигаясь, на своих местах. Один потянулся назад за своим 
ружьем, но, увидев ствол моего штуцера, направленный на него, опустил руку. 
Страх перед моим «волшебным ружьем», оказалось, у них не прошел. Я знал, что 
теперь-то и может произойти нападение, обязательно сопровождаемое словами. Это 
я предполагал и при этом очень надеялся узнать то, что мне было нужно. Но никто 
не отважился первым коснуться рукой своего оружия; поэтому им показалось 
предпочтительнее запугать меня словами и угрозами, а потом заставить сдаться.

Не подумайте, что в моем образе действий было слитком много отваги. Я хорошо 
знал краснокожих и их ужас перед моим штуцером и, кроме того, естественно, 
незаметно для них, поглядывал на расположенный напротив меня выход из ложбины, 
возле которого должен был находиться Олд Шурхэнд со своими апачами. Оттуда 
угрожающе поглядывали вниз более семидесяти ружейных стволов, заметные только 
мне, поскольку я об этом знал. Владельцы этих стволов были скрыты естественным 
песчаным бруствером и была совершенно невидимы. На высотке за мной также лежала 
группа Энчар-Ро, готовая к действиям; слева, немного позади, был Виннету, а 
справа должен был появиться Олд Уоббл при первом моем выстреле. Поэтому было 
совсем не трудно быть таким уверенным, как я казался в этой ситуации.

Что я ожидал, то и произошло: молодой вождь решил начать с переговоров.

— Хау! — прокричал он с усмешкой, выглядевшей, правда, несколько принужденной.
 — Мы знаем, что твое ружье стреляет без промаха, но пятьдесят раз сразу ты 
выстрелить не сможешь. Ты заденешь двух, или трех, или четырех; а тогда мы тебя 
схватим!

— Попробуйте-ка!

— Но нам этого делать не надо. Мы гораздо сильнее, и нас больше, чем ты думаешь.


— Хау! — усмехнулся я с иронией, чтобы подтолкнуть его сообщить то, что мне 
было нужно. — Я знаю, что вас пятьдесят, но я вас не боюсь: налетайте!

— Мы можем ждать; но если ты начнешь стрелять, то мы с тобой расправимся, 
защищаясь.

Ага, теперь уже речь не идет о нападении, а только о защите!

— Если я попытаюсь уйти и буду стрелять по каждому, кто бросится за мной, никто 
не сможет меня схватить!

— Но, несмотря на это, ты не уйдешь. Мы ведь не одни, мы только передовой отряд 
целого войска.

— Хау! Вранье!

— Это не вранье, а правда! — яростно сопротивлялся он. — Куда ты побежишь?

— К Кровавому Лису.

— Как раз на него мы хотим напасть; и ты приедешь прямо к нам в руки!

— Тогда поеду на запад!

— А туда только одна дорога. Ты должен будешь бежать в Сукс-малестави.

— Так и сделаю.

— И наткнешься на Вупа-Умуги, который уже отправился туда.

— Ну, так я это знаю; но он придет туда только через три дня.

— Ничего ты не знаешь! Он будет там уже завтра вечером.

— О, тогда будет темно, и мне будет легко пробраться незамеченным.

— Тогда тебя поймает Нале Масиуф, который придет только на полдня позже.

— Хау!

— Не смейся! Со всех сторон пустыня — неоглядная равнина, на которой тебя будет 
видно везде. Как сможешь ты убежать от стольких воинов? Если твой здравый смысл 
не пропал совсем, то ты сдашься нам.

— Олд Шеттерхэнд? Сдастся? Кому? Какому-то мальчишке? Ты ведь совсем мальчик. 
Впрочем, ты даже больше похож на маленькую, дрожащую от страха девочку, которая 
прячется за спиной своей матери, но не на взрослого мужчину, которого можно 
назвать воином!

Конечно, для индейца очень оскорбительно сравнение со старой женщиной; но самое 
обидное для него, если его называют маленькой девочкой. Большой Шиба в ярости 
вскочил со своего места и закричал на меня, к счастью, не хватаясь ни за свое 
ружье, ни за нож:

— Собака, тебя надо убить! Мне достаточно сказать только одно слово, и 
пятьдесят воинов нападут на тебя!

— А мне достаточно подать только знак, и вы все за две минуты поляжете здесь, 
если не сдадитесь мне!

При этих словах я приподнял ствол своего ружья.

— Ну, и подай этот знак! — с издевкой выкрикнул Большой Шиба.

— Только попробуй скаж