перед собой; теперь я двинулся в противоположном направлении, на 
запад, а команчи и за ними апачи должны будут двигаться мне навстречу с востока.


Я не скажу, чтобы меня что-нибудь особенно беспокоило; единственное, в чем я не 
был уверен, так это в том, как поведет себя Большой Шиба при моем появлении. 
Выходило, что время рассчитано верно, потому что, когда я проскакал уже 
примерно половину ложбины, то увидел краснокожих. Она оказалась вообще не очень 
глубокой, и окраинные ее уступы были достаточно пологими, однако, несмотря на 
это, рассмотреть оттуда равнину, где я находился, было невозможно.

Краснокожие не считали нужным ставить колья в ложбине. Им, следовательно, не 
нужно было останавливаться, и они быстрой рысью приближались ко мне. Как только 
они заметили меня, то остановились как вкопанные. Я, естественно, тоже 
придержал своего коня, как будто эта встреча была для меня совершенно 
неожиданна, и взял в руку свой штуцер. Они тоже схватились за оружие и сделали 
попытку меня окружить. Тогда я поднял ружье и угрожающе воскликнул:

— Стойте! Кто захочет меня объехать, получит пулю. Что это за краснокожие воины 
здесь появились?..

Но тут я прервал свою речь на полуслове и согласно разыгрываемой мною роли 
удивленно уставился на вождя.

— Уфф, уфф! Олд Шеттерхэнд! — воскликнул он вдруг, осадив свою лошадь.

— Возможно ли? — отвечал я. — Большой Шиба, молодой, отважный вождь команчей.

— Да, это я, — сказал он, — Олд Шеттерхэнд, наверно, с помощью духов прерии 
пролетел по воздуху в эту местность? Воины команчей считали, что он далеко 
отсюда, на западе.

Я посмотрел на него. Казалось, что он никак не мог решить, каким тоном со мной 
разговаривать. Вообще-то мы были друзьями; я имел все основания ожидать от него 
еще сегодня дружеского расположения, однако он, кажется, пытается теперь 
представиться моим врагом.

— Это кто же моему молодому краснокожему брату сказал, что я на западе? — 
возразил я.

Он уже было открыл рот, чтобы ответить, что он об этом узнал от Вупа-Умуги, как,
 немного подумав, решил сказать:

— Один белый охотник сказал, что хотел встретиться с Олд Шеттерхэндом как раз 
перед заходом солнца.

Это была ложь. Взгляды его воинов, направленные на меня, были мрачными и 
враждебными. Я притворился, что совсем этого не замечаю и никого из них не 
видел у Голубой воды, спокойно соскочил со своего коня, присел на землю и 
сказал:

— Я выкурил трубку мира с Большим Шибой, молодым вождем команчей, мое сердце 
очень радо встретить его столь неожиданно, спустя такое долгое время; когда 
друзья и братья встречаются, они друг друга приветствуют по обычаю, от которого 
не может уклониться ни один воин. Мой молодой брат, наверное, может соскочить 
со своего коня и присесть возле меня, чтобы я мог с ним поговорить!

Взгляды его людей стали угрожающими; они были готовы напасть на меня, но он 
повелительным жестом остановил их. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь 
разгадать его намерения. Я сказал, что мне хочется с ним поговорить. И он 
охотно согласился на разговор. Видимо, наши желания на этот раз совпали 
абсолютно.

— Олд Шеттерхэнд прав, — проговорил он. — Вожди должны приветствовать друг 
друга, как это делают все славные воины.

С этими словами он соскочил с коня и сел на землю напротив меня. Когда же его 
люди увидели это, они тоже оставили своих лошадей, чтобы расположиться вокруг 
нас. При этом некоторые из них оказались бы у меня за спиной. Опасаясь этого, я 
во всеуслышание сказал:

— Разве среди сыновей команчей есть трусы, боящиеся взглянуть в лицо Олд 
Шеттерхэнду? Я не собираюсь и, более того, не хочу показать себя невежливым: 
сидеть, повернувшись спиной к храбрым воинам.

Это подействовало; они уселись так, что все оказались у меня перед глазами. Они 
считали, что вполне успеют меня схватить, поскольку деться мне абсолютно некуда.
 Я снял трубку мира, висевшую на шнуре у меня на шее, сделал вид, что хочу ее 
набить,