нность за все происходящее, и прежде всего за людей. Сквозь 
пыльный горячий воздух невозможно было ничего разглядеть, но по отдельным 
признакам мне все же удавалось ориентироваться. Со мной, правда, был негр, он 
уже пересекал пустыню вместе с Кровавым Лисом, но тогда все решения принимал 
Лис, и Боб не мог мне ничем помочь. К тому же, с тех пор, как это было, 
какие-то кактусовые заросли исчезли, новые появились. Полагаться на компас мне 
не хотелось: чутье вестмена часто оказывается куда надежнее, чем прыгающая 
стрелка магнитного прибора.

Нам обязательно нужно было попасть туда, где между двух массивов кактусов 
начиналась тропа к источнику, но этого места я не нашел. Наверное, просто 
обознался, это и немудрено в такой темени. Я снова обратился к Бобу, и после 
нескольких наводящих вопросов он наконец сказал мне все, что должен был сказать 
раньше.

Кровавый Лис приложил максимум усилий, чтобы засадить кактусами все возможные 
пути к его убежищу. Каналы с водой он расположил таким образом, что кактусовая 
ограда вокруг его дома стала практически непреодолимой. Естественно, Лис 
оставил какие-то проходы в зарослях для себя и своих слуг, но отыскать их 
несведущему человеку было практически невозможно. Кроме того, проходы были 
такие узкие и шли такими зигзагами, что чужак, даже найдя их, тут же запутался 
бы в них.

Повторяю, все это стало возможным исключительно благодаря искусно 
спланированной сети ирригационных каналов. Теперь я знал, как мне добраться до 
дома Кровавого Лиса. Апачей брать с собой было нельзя, местоположение своего 
дома он скрывал даже от них. Апачи расположились лагерем. Я оставил с ними и 
всех белых и взял с собой только негра, чтобы он смог увидеть свою мать и 
Кровавого Лиса. Мы галопом обогнули обширные колючие заросли и скоро оказались 
на их восточной стороне. Это заняло примерно около часа. Мы нашли проход, и 
теперь ехали уже медленнее, уклоняясь от основного направления то вправо, то 
влево, как вели нас причудливые повороты. Наконец я заметил зеленые кроны 
деревьев, правда, все же слегка припорошенные песком, а потом, в их тени, и сам 
дом. Перед ним что-то делала чернокожая женщина. Увидев ее, Боб остановил 
лошадь и закричал:

— О! Матушка, Санна! Санна! Твой Боб возвращается. Боб здесь, снова здесь!

Она повернулась, увидела его и раскрыла объятия. Так она и стояла, не в силах 
проронить ни слова от радости. Сын подъехал к ней, спрыгнул с лошади и обнял 
Санну. На шум вышел тот, для кого возвращение негра представлялось загадкой. Но 
лицо этого человека оставалось бесстрастно.

Он неподвижно стоял в дверях, не сводя темных глаз с матери и сына. Его длинные,
 густые, иссиня-черные волосы были связаны в некое подобие пучка на затылке, 
прядь из которого свисала сзади ему на плечи. Ни одно пе