| |
лым, неужели он не заступится за белых среди краснокожих?!
Приблизительно так мыслил Нокс и поэтому ответил:
— Конечно же, они знают, поскольку мы все время ехали вместе с ними. Спросите
Олд Шеттерхэнда, и вы поймете, что мы не те, за кого вы нас принимаете.
— Вы ошибаетесь, — возразил вестмен. — Я не буду лгать для того, чтобы спасти
ваши шкуры от заслуженного возмездия и вместе с тем навлекать тень подозрения
на моих друзей. Что я о вас думаю, вы знаете, и мнения своего не изменил.
Сказав это, охотник демонстративно отвернулся.
— Но, сэр, — забормотал Нокс. — Речь идет о наших жизнях!
— Да, но сначала речь шла об убитых вами!
— Дьявол! Если у вас нет желания помочь нам, так пропадайте же вместе с нами! —
повернувшись к вождю, Нокс продолжил: — Почему ты не прикажешь связать и этих
четырех? Они тоже принимали участие в похищении лошадей и от их пуль пало много
твоих воинов!
Но все это оказалось бесполезным. Олд Шеттерхэнд хотел было броситься на
бесстыдного лжеца, но передумал и сдержал себя. Глаза вождя блеснули подобно
молнии:
— Трус! У тебя нет смелости искупить вину, и ты перекладываешь ее на тех, перед
кем вы просто смрадные жабы! Своей трусостью ты подписал свой приговор, теперь
ты не будешь визжать у столба пыток, а искупишь свою вину здесь. Я заберу твой
скальп, но ты останешься жив и увидишь его на моем поясе. Нани вич, нани вич!
Эти слова на языке юта означали «мой нож, мой нож». Вождь прокричал их стоящим
на краю поляны воинам.
— Ради всего святого! — вырвалось у Нокса. — Быть оскальпированным при жизни!
Нет, нет!
Рванувшись в сторону, бандит хотел бежать, но вождь юта тотчас прыгнул следом,
схватил его за шею и сдавил горло. Нокс почти повис на могучей руке, как тряпка.
Один из индейцев подскочил и подал вождю нож. Большой Волк взял его, потом
одним махом свалил полузадушенного на землю, встал над ним на колени. Три
глубоких надреза, рывок за волосы, страшный крик лежавшего — и вождь поднялся,
держа в левой руке окровавленный скальп. Нокс не двигался, ибо снова потерял
сознание. Его голова имела ужасный вид.
— Так будет с каждым псом, который убивает краснокожих людей, а потом сваливает
все на невиновных! — заключил Большой Волк, заткнув скальп за пояс.
Хилтон, наблюдавший за всем, что произошло, в ужасе не мог и пошевелиться. Он
медленно опустился на землю рядом с оскальпированным и сел, не имея возможности
даже раскрыть рот. Вождь подал знак своим воинам, и вскоре вся поляна
наполнилась краснокожими, а Хилтон и Нокс были крепко связаны.
Пока Большой Волк говорил об оскальпировании, Олд Шеттерхэнд поднялся на скалу,
чтобы не быть свидетелем жестокой сцены и рассказать товарищам о результатах
переговоров.
— Плохо! — подытожил Джемми. — Значит, о полном освобождении договориться было
невозможно? Может, было бы лучше, если бы мы вступили в драку?
— Нет, ни в коем случае! Мы заплатили бы своими жизнями.
— Ого! Разве краснокожие не испытывают поистине животного страха перед вашим
штуцером?! Судя по всему, они не отважатся приблизиться к скале.
— Возможно, но они заморили бы нас голодом. Правда, я говорил о том, что мы
съели бы своих лошадей, но я лучше умру, нежели убью моего вороного жеребца.
— До этого бы не дошло, поскольку краснокожие с началом боевых действий сразу
же пристрелили бы наших коней. Да к дьяволу коней! Мы бы и без них справились!
Две сотни краснокожих вокруг поляны! Поляна большая, и индейцы вряд ли смогли
создать плотное кольцо. Как только бы стемнело, мы аккуратно спустились бы вниз
и вчетвером по одному пробрались сквозь их цепочку, вот и все! На худой конец
столкнулись бы с одним или максимум с двумя краснокожими, но пара выстрелов или
удар ножа, и они не смогли бы нас сдержать.
— А что потом? — улыбнулся Шеттерхэнд. — Ты несколько идеализировал обстановку.
Индейцы быстро разожгут огонь и будут великолепно видеть путь нашего бегства. И
даже если бы нам удалось пробиться сквозь их шеренги, мы не ушли бы далеко —
они тотчас станут преследовать нас. Мы непременно убьем несколько воинов, при
этом лишив себя последней надежды на пощаду с их стороны.
— Совершенно верно! — раздался голос Хромого Френка. — Я даже не знаю, как
только подступиться к этому толстому Якобу Пфефферкорну, чтоб
|
|