поступим с вами так, как если бы жили в 
мире, но вы должны обещать, что подчинитесь решению совета, каким бы оно ни 
было. Я сказал! Хуг!

Последнее слово говорило о том, что больше вождь не уступит. Олд Шеттерхэнд, в 
общем, был удовлетворен результатом переговоров. Он отлично понимал, что если 
бы индейцы действительно начали атаку, никто из белых живым бы не ушел. Ведь 
было просто чудо, что они отступили перед Волшебным ружьем, благодаря которому 
белые достигли всего, чего только можно было достичь в данной ситуации. Во 
всяком случае, страх перед Волшебным ружьем мог повлиять также и на решение 
собрания старейшин.

— Большой Волк узнает, что я его друг! Теперь мне не надо советоваться с моими 
друзьями. Я даю вождю слово и слово моих спутников — мы беспрекословно 
подчинимся решению!

— Тогда возьми свой калюме и поклянись, что сделаешь так.

Олд Шеттерхэнд отвязал шнур с трубкой мира, наполнил ее чашечку щепоткой табака 
из походной сумы и зажег трубку с помощью панкса. Выпустив дым вверх, вниз и в 
четыре стороны света, он сказал:

— Обещаю, что мы не будем думать ни о каком сопротивлении.

— Хау! — закончил вождь. — Да будет так.

— Нет! Теперь и ты должен подтвердить свои слова, — возразил Олд Шеттерхэнд и 
подал трубку вождю.

Тот в душе надеялся, что охотник не поступит подобным образом. Тогда он не был 
бы связан обещанием и мог бы вершить над белыми суд, как только они сойдут со 
скалы. Но теперь Большой Волк не имел права противиться, он взял трубку, 
проделал с дымом то же, что и охотник, и изрек:

— Четверо бледнолицых будут неприкосновенны, пока совет старейшин не решит их 
судьбу. Хуг!

Отдав трубку Олд Шеттерхэнду, вождь подошел к Ноксу и Хилтону, которые лежали в 
том же положении, что и прежде.

— К этим мое обещание не относится, — сурово заметил Большой Волк. — Они убийцы,
 которые украли наших лошадей. Их наказание будет суровым! Их счастье, если 
твоя рука забрала их души. Кажется, они убиты.

— Нет, — ответил Олд Шеттерхэнд, от острых глаз которого во время переговоров 
не ускользнуло, что оба проходимца шевельнули головами, — они не убиты, а 
притворяются мертвыми, ибо думают, что мы оставим их здесь.

— Пусть эти псы поднимутся, иначе я затопчу их ногами! — прогремел голос вождя, 
который несколько раз пнул каждого так, что тем ничего не оставалось, как 
подняться. Их страх был так велик, что они даже и не думали о бегстве или о 
защите.

— Они ускользнули сегодня от моих воинов, но теперь Великий Маниту отдал 
бледнолицых убийц в мои руки, чтобы заставить их выть у столба пыток! Их 
услышат все бледнолицые, живущие в горах!

Оба белых очень хорошо понимали слова вождя, ибо тот прилично разговаривал 
по-английски.

— Убийц?! — пробормотал Нокс, пытаясь снова уйти от ответа с помощью лжи. — 
Кого же мы убили?

— Молчи, собака! О том, что вы сделали, знаю я, знают эти бледнолицые, которые 
вместе с вами попали в наши руки.

Нокс был пройдохой и, видя, что Олд Шеттерхэнд стоит рядом с вождем целый и 
невредимый, знал, что индейцы не посмеют просто так схватить знаменитого 
вестмена. Кто попадал под его опеку, определенно имел шанс остаться в живых. 
Потому он прибегнул к единственному возможному пути, чтобы спасти себя. Олд 
Шеттерхэнд был б