|
последние дни я поссорился с другим парнем, этаким грубияном, который ранил
меня ножом в руку. Рана еще не совсем зажила, но, надеюсь, через два-три дня
смогу выполнять ту работу, какую вы пожелаете мне дать.
— Ну, работу сможете получить в любой момент. Оставайтесь все же здесь и лечите
руку, а когда будете здоровы, известите. Сейчас можете идти.
Пришельцы покинули контору. Когда они снаружи проходили мимо открытого окна
комнаты, где находился Олд Файерхэнд, тот услышал приглушенный голос одного из
них:
— Все в порядке! Если бы все закончилось так, как началось!
В этот момент инженер вошел к Олд Файерхэнду.
— Вы были совершенно правы, сэр! — воскликнул он. — Этот Фоллер сам позаботился
о том, чтобы не нуждаться в работе и иметь время сходить к Хвосту Орла. Он
перевязал себе руку.
— Разумеется, он совершенно здоров. А зачем вы отправили писаря до пяти часов?
— Чтобы потом занять его до самого сна, а если бы мы сидели тут с ним весь день,
это утомило бы его и меня и, пожалуй, бросилось бы ему в глаза.
— Верно. Но с пяти до десяти останутся целых пять часов, и не так-то легко
будет помешать ему встретиться с другим.
Итак, первая часть приготовлений была закончена. Ко второй части следовало
приступать только после разговора разведчиков, а до него оставалось много
времени, которое Олд Файерхэнд, не желавший показываться на глаза, использовал
для сна. Когда он проснулся, было уже темно, и негр принес ему ужин. Голова
была тяжелая, поэтому Файерхэнд встал и немного размялся. Ровно в десять вошел
инженер и поведал о том, что писарь давно уже съел ужин и теперь удалился в
свою комнату, находившуюся, как и договаривались, на верхнем этаже.
Олд Файерхэнд медленно поднялся наверх, откинул прямоугольную крышку чердака и
вылез на плоскую крышу. Оказавшись на свежем воздухе, он лег и тихо пополз к
краю, туда, где под крышей, как он осведомился, располагалось нужное ему окно.
Было так темно, что он рисковал свалиться вниз, но все же преодолел расстояние
и оказался так близко к своей цели, что мог даже коснуться окна рукой.
Он спокойно лежал и ждал, пока не услышал, как внизу хлопнула дверь.
Послышались шаги к окну, и полоса света вдруг резко упала на участок земли под
вторым этажом. Крыша состояла из тонкого слоя досок, с прибитыми к ним сверху
листами цинковой жести. Шаги могли принадлежать и писарю, поэтому надлежало
быть предельно осторожным и не греметь жестью.
Теперь охотник напряг все свое зрение, словно старался просверлить ночную мглу,
и не напрасно. От напряжения в его голове остался лишь шум сверчка,
стрекотавшего где-то в кустах, но все-таки он заметил, как внизу, вблизи
освещенного участка, появилась чья-то тень.
— Осел! — послышался тихий, но гневный шепот. — Погаси лампу — свет падает
прямо на меня!
— Ты сам идиот! — прозвучало в ответ. — Зачем пришел так рано! В доме еще не
спят. Приходи через час.
— Ладно, но скажи прежде, есть ли новости?
— Еще какие!
— Хорошие?
— Отличные! Все гораздо лучше, чем мы полагали! А теперь иди, тебя могут
заметить.
Окно закрылось, а фигура исчезла. Теперь Олд Файерхэнду предстояло в
томительном ожидании проторчать на крыше как минимум час, да еще и без
движений! Но ему это не стоило нечеловеческих усилий: вестмен привык к любым
тяготам западной жизни.
Время шло страшно медленно. Внизу, в домах и хижинах, еще горел свет, а здесь,
наверху, у инженера, все было в глубокой тьме. Когда прошел час, охотнику
показалось, что прошла ночь. Неожиданно он услышал, что окно вновь открылось,
но лампа уже не горела. Писарь ждал своего товарища. Вскоре послышался хруст
земли под тяжестью ног.
— Фоллер! — шепнул из окна писарь.
— Да, — откликнулся его напарник.
— Где ты? Не вижу.
— Прямо под твоим окном, у стены.
— В доме везде темно?
— Да. Я обошел его два раза — все спят. Так что скажешь?
— Что со здешней кассой ничего не выйдет. Деньги тут выдают каждые четырнадцать
дней, а вчера как раз был день выплаты. Нам придется ждать две недели, а это
невозможно. В кассе нет и трехсот долларов — игра не стоит свеч!
— И это ты называешь отличной новостью? Что скажет Полковник, идиот!
— Молчи! Со здешней кассой не пройдет, но завтра ночью
|
|