|
ащения сам Токви Кава.
Увидев, что полукровка ведет за собой всего пару вьючных лошадей, вождь
побледнел. Исчезла радость и с лиц других воинов. Когда метис слез с коня и
приблизился к вождю, они обменялись взглядами и вдвоем отошли на такое
расстояние, чтобы их никто не услышал. Токви Кава уселся под кустом и с
каменным лицом уставился вдаль. Ик Сенанда молча сел рядом. Вождь окинул его
пустым взглядом и разочарованно спросил:
— Где мустанги? А где десять раз по десять ружей и ножей?
— Их мне не дали, — ответил метис, опустив глаза. — Дали только два раза по
десять.
— Значит, ты рассказал о том, что произошло под Пихтовым Лагерем?
— Я ничего не рассказывал.
— Ты не послушал моего приказа, и теперь мы остались ни с чем! — вскричал
разгневанный вождь, не слушая внука.
— Когда я приехал домой, там уже все знали! — повысил голос метис.
— От кого? Я живьем сниму с него скальп!
— Тебе не снять его, — спокойно произнес внук. — Огненный Конь несется быстрее
нас и разглашает вести.
— Разве Огненный Конь уже приходит к команчам?
— Нет, но дорога, по которой он бегает, лежит неподалеку, а сам он
останавливается в местах под названием станции. На одной из них было несколько
наших воинов, они-то и узнали обо всем.
— Уфф! Злой Дух прислал в наши земли «огненную воду» и Огненного Коня, чтобы
уничтожить нас! Скоро от одной Великой Воды до другой все узнают о том, что со
мной сделали! Мое имя станет сродни смраду, идущему от падали, на которую не
сядет даже гриф! Но я отомщу всем, кто устроил мне такую подлость!
— Ты великий вождь, им ты и останешься, — внук попытался успокоить деда. — Мы
схватим Виннету и Шеттерхэнда, а потом нападем на апачей. У нас будут их
скальпы, ружья и лошади, и тогда мы сможем спокойно вернуться в вигвамы нашего
племени.
— Значит, сейчас мы не можем?
— На совете старейшин мне сказали, что мы должны искупить вину подвигом!
— Уфф!
Вождь прикрыл ладонью глаза и сидел так довольно долго, потом опустил руку со
словами:
— Я богат. Так почему, кроме оружия, ты мне ничего не привез?
— Мне не разрешили.
— Но у меня много табунов. Неужели тебе не позволили взять мустанга хотя бы для
меня?
— Не позволили.
Вождь с ужасом заглянул в глаза внуку и спросил:
— А моего Черного Мустанга, моего жеребца, который значит для меня больше, чем
жизнь, и его тебе не дали?
Чувствовалось, как он боится ответа.
— Старейшины сказали, что самое лучшее животное племени нельзя доверять твоему
легкомыслию.
После таких слов старик вскочил с места, совершенно не управляя собой, но Ик
Сенанда приложил палец к губам:
— Тише! Токви Кава — великий вождь! Он знает, что храбрый воин всегда и везде
владеет собой. Или он хочет, чтобы воины стали сомневаться, что их вождь хозяин
своих мыслей и чувств?
Черный Мустанг снова сел и после нескольких минут молчания произнес уже более
спокойно:
— Хочет ли еще что-нибудь сообщить сын моей дочери?
— Нет.
— Уфф! Столько старых воинов называли себя моими друзьями, и я всегда уважал их.
Неужели ни один из них ничего не передал мне?
— Ни один!
— Ну что ж, скоро все узнают, как Токви Кава ответит на фальшивую дружбу! Ты
мой внук и, хотя еще молод, смел и хитер. Тебя ждет большая слава! Если у тебя
есть желание что-то сказать мне, то говори!
— Тебе приказывать, а мне исполнять! Сейчас именно ты должен решать нашу
дальнейшую судьбу.
Метис произнес это с глубоким почтением, покорно опустив голову в знак высшей
преданности своему деду, но внимательный наблюдатель наверняка заметил бы едва
уловимую усмешку на его губах. Ик Сенанда никогда не был человеком надежным, и
если в игре козыри были у него в руках, то и дед значил для него не больше, чем
кто-либо другой. Однако вождь, не говоря уж о том, что обоих связывали
родственные узы, считал его своим близким другом и даже не пытался его в
чем-либо заподозрить. Он и сейчас доверительно взглянул на внука и сказал:
— Я знаю, что ты отдашь за меня жизнь, знаю, что всегда на совете племени ты
был на моей стороне. Не твоя вина, что больше ты не смог ничего привезти. Идем
к нашим воинам, все они должны знать, что решил совет старей
|
|