сплатиться оружием и лошадьми.

Сван на мгновение задумался, потом спросил:

— Мне кажется, нет никакой гарантии, что команчи не задумают отомстить нам.

— Возможно, но сделать это им будет нелегко. Они покинут ущелье пешими. Без 
оружия на пути к своим они даже не смогут охотиться, чтобы прокормить себя. Им 
придется питаться кореньями, ягодами, дикими плодами. Все это надолго задержит 
их в пути. Сюда, на место своего неслыханного поражения, они едва ли скоро 
вернутся. В руки им, конечно, лучше не попадаться. Итак, вы согласны?

— В общем, да. Остается только разведчик, который сидит у нас в колодце.

— Дайте ему как следует плетей и отпустите на все четыре стороны.

— Это мы устроим, сэр! Мои люди будут рады добыче. Лошади нам не шибко нужны, 
но если мы отвезем их по дороге на несколько станций подальше, то сбыть их там 
по хорошей цене проблем не составит.

— Мне и моим спутникам ничего не нужно, кроме двух мустангов для Фрэнка и 
Дролла — очень уж плохи их клячи.

— Выберем самых лучших! Вообще, все здесь принадлежит вам — это ваша победа. 
Полагаю, наш совет окончен?

— Да. Теперь сообщим вождю наше решение. Если снова услышите оскорбления и 
проклятья, не обращайте внимания.

Все трое поднялись и подошли к связанному Черному Мустангу, с которого не 
спускали глаз кузены Тимпе, Тетка Дролл и Хромой Фрэнк. Беспокойный Фрэнк не 
стал дожидаться объяснений и сразу перешел в атаку, многозначительно взглянув 
на Виннету и Олд Шеттерхэнда.

— Какое решение принял парламент? — Фрэнк стрельнул глазками в сторону инженера.


— Сейчас все услышишь, — сказал Олд Шеттерхэнд. Повернувшись в сторону Токви 
Кавы, он громким голосом, чтобы слышали все краснокожие, возвестил: — Мы 
обещали жизнь сыновьям команчей и сдержим слово.

Безразличие исчезло с лица вождя, он поспешил воскликнуть:

— Тогда развяжите нас, чтобы мы могли уехать.

— Разве может уехать тот, у кого нет лошади? — просто и спокойно ответил белый 
охотник.

— Что? Ты хочешь нас обокрасть?

— Я бы на твоем месте помалкивал! — В голосе Олд Шеттерхэнда чувствовалось 
презрение. — Вы убийцы и грабители, попавшие к нам в руки. Но я не хотел карать 
вас смертью, хотя ты оскорблял меня и всех нас. С наступлением дня вы сможете 
уйти, и никто вас не тронет. Я дарю вам жизнь, но остальное останется здесь. Я 
все сказал. Хуг!

С этими словами охотник удалился, чтобы отобрать хороших жеребцов для Фрэнка и 
Дролла. Остальных лошадей и оружие разыграли по жребию — так никто не остался 
обиженным.

А тем временем Хромой Фрэнк вел оживленную беседу со своим кузеном Дроллом и 
обоими Тимпе. Малыш разглагольствовал о своих будущих великих подвигах, которые 
собирался совершить ради Каза и Хаза.

— Я — Гелиогабал Эдвард Франке! — восклицал он. — Вы еще меня узнаете! Мой дом, 
что на берегу Эльбы, называется «Вилла Медвежье Сало»! Во всей Америке не 
сыщете ни одного медведя, нагулявшего хоть чуток сала, который, повстречавшись 
со мной, мог бы поведать другим о том, что мой штуцер бьет мимо. Всем им я 
выдал свидетельство о смерти. Все они прошли через мой желудок и…

— Вместе со шкурой и шерстью? — прервал его Каз с серьезным видом.

— Не болтайте чепухи, барон Тимпе фон Тимпельсдорф. Неужто вы полагаете, что я 
лопал медведей вместе с шерстью? Думаете, мой желудок похож на склад мехов или 
скорняжный магазин, какой-нибудь там «Боа и крысиные воротники»? Вы, небось, и 
медведей-то видели в азбуке с картинками! А я стрелял в них!

— Тоже в азбуке?

— Внимательно слушайте, когда говорят люди, слова которых необходимо схватывать 
на лету! Без их самоотверженной помощи вы никогда не отыщете свое наследство. 
Но судьба к вам благосклонна — вы родились на моей родине и вы мой 
соотечественник! Я ощущаю королевское, истинно саксонское великодушие в моем 
благородном сердце и со всем материнским терпением испытываю небывалое 
беспокойство о вашей особе.

— За что безмерно благодарен.

— Это меня утешает. Пожалуй, я возьмусь за вас и ваше наследство,