аких свет не видел! 
Они не крадут только тогда, когда нечего красть. У них это с детства и вовсе не 
считается грехом. А уж обхитрить белого — это для китайца чуть ли не подвиг! С 
фестхэндом[21 - Фестхэнд — зд.: лицо, выполняющее обязанности бригадира (англ. 
firsthand).], тем более, надо держать ухо востро. Может, потолкуем с ними?

— Но сначала все-таки войдем в дом.

Инженер открыл двери и зажег лампу. При свете можно было убедиться не только в 
том, что ружья украли, но и как это проделали. В потолке зияло отверстие, через 
которое воры и проникли в помещение, похоже, по веревке.

Теперь можно было возвращаться.

В бараке никто не спал, даже те, кто прилег раньше, теперь сидели за столами и 
громко разговаривали. Оба фестхэнда сидели там же, где и раньше, чувствуя себя 
не в своей тарелке и тревожными взглядами посматривая на вошедших. Олд 
Шеттерхэнд сразу же приказал им:

— Идемте с нами!

Оба безоговорочно поднялись и пошли за перегородку. При этом один успел шепнуть 
на ухо другому:

— Шуэт пут тек!

Слова не проскользнули мимо чуткого уха вестмена, и необъяснимая пока усмешка 
тронула его губы. Китаец воспользовался родным языком, причем говорил очень 
тихо, а потому был в полной уверенности, что никто не мог его понять. Бедняга и 
не подозревал, что Шеттерхэнд во время своих долгих и дальних странствий не раз 
бывал в Китае, научившись немного понимать трудный язык этой страны.

Когда оба китайца оказались в малом помещении и предстали перед белым охотником,
 тот смерил их грозным и проницательным взглядом, после чего вынул из-за пояса 
револьвер, спокойно взвел курок и произнес:

— Вы находитесь в чужой стране. И наверное, знаете ее законы?

Оба с деланным удивлением взглянули на Шеттерхэнда, а один ответил:

— В этой стране очень много законов. Какой из них вы имеете в виду, сэр?

— Тот, в котором говорится о воровстве.

— Его мы знаем, сэр.

— Тогда скажите мне, как здесь карают воров?

— Сажают в тюрьму, сэр.

— Да… но только не в этих краях. Здесь, на Диком Западе, свой закон: тот, кто 
украдет оружие или коня, будет повешен. Думаю, вам это известно.

— Мы слышали об этом, сэр, но никогда не сталкивались, потому что никогда не 
протягивали рук к чужим вещам.

— Это ложь!

— Что вы говорите, сэр?! Мы знаем, что вы великий и славный человек, но ведь и 
мы не простаки! Мы — фестхэнды и не позволим, чтобы нас оскорбляли!

— Советую изменить тон, ребята! Если признаетесь во всем сами, приговор не 
будет слишком суров, а будете увиливать, пощады не ждите! Вы украли три наших 
ружья.

Китаец принял изумленный вид, разыгрывая крайнее удивление. Покачав головой, он 
ответил:

— Как вам такое пришло в голову, сэр? У вас что — в самом деле ружья пропали?

Произнес он это так по-детски наивно, что Олд Шеттерхэнд не сдержался и ударил 
его кулаком по широкой скуле. Не то чтобы очень сильно ударил, но действенно: 
китаец пролетел между столами, пока на его пути не выросла стойка, о которую он 
грохнулся со всего размаху. Охотник не удостоил поверженного даже взглядом, а 
сразу обратился ко второму:

— Ясно, как в этих краях отвечают на ложь и подлость? Выкладывай всю правду! Вы 
украли ружья?

— Нет, сэр! — продолжал упираться второй хитрец.

— Послушай, я предупреждаю тебя последний раз! Твой компаньон призвал тебя все 
отрицать, но тебе же будет лучше, если скажешь правду.

— Когда он успел мне сказать это, сэр?

— Перед тем как вы вошли в этот закуток.

— Ничего он мне не говорил, сэр!

— Не тебе ли он тихо сказал: «Шуэт пут тек»?

— Да… он сказал, сэр…

— Что это означает по-китайски?

— Это значит «идем, пошли