. А ранчеро дома?

— Как видите. Это я.

— Тогда скажите, можем ли мы передохнуть у вас до утра?

— Надеюсь, что не раскаюсь, если соглашусь.

— Они вас не съедят, можете поверить. А если что и возьмут у вас, то щедро 
заплатят, если не ошибаюсь.

Старик выпрыгнул из седла. Нефтяной принц, находившийся поодаль, тем временем 
подошел ближе и все слышал. Теперь он знал, что перед ним стоят те самые 
переселенцы, о которых говорили его бедовый братец и проводник-неудачник. 
Находившиеся во дворе люди также подошли к воротам как раз в тот момент, когда 
процессия добралась до ранчо и прибывшие начали спешиваться.

Не обошлось без курьезов. Лошак, на котором восседала фрау Розали, оказался 
норовистым; он никак не желал оставаться без наездницы и не хотел 
останавливаться. Хромой Фрэнк как галантный кавалер захотел помешать ему, но 
это так разозлило животное, что оно подпрыгнуло в воздух и сбросило всадницу. 
Фрау, несомненно, пострадала бы при падении, если бы не малыш Фрэнк, сумевший 
поймать ее, после чего, правда, чуть не упал сам. Однако вместо благодарности 
она вырвалась из его рук, сильно толкнула Хромого в бок и гневно назвала его 
«sheep's-head», что означает почти то же, что и «болван».

— Sheep's-nose! [33 - Дурья башка! (англ.)] — с обычной готовностью бросил 
бывший лесничий.

— Clown! [34 - Грубиян! (англ.)] — с негодованием ответила она, вытягивая в его 
направлении кулак правой руки.

— Stupid girl! [35 - Дуреха! (англ.)] — рассмеялся Фрэнк и отвернулся от нее.

Фрау считала Хромого американцем, поэтому пользовалась известными ей 
английскими ругательствами, однако последний ответ Фрэнка так возмутил ее, что 
она, исчерпав запас английской брани, перешла на родной язык:

— Вы просто осел, чудовищный осел! Как вы смеете оскорблять даму! Вы знаете, 
кто я? Перед вами фрау Розали Эбершбах, урожденная Моргенштерн, овдовевшая 
Лейермюллер. Я привлеку вас к суду! Сначала вы разъярили моего осла, потом 
стали хвататься за мою талию, а теперь осыпали меня оскорблениями, которых 
приличному человеку и знать-то не положено. И я должна такое сносить! Нет, я 
настаиваю на примерном наказании. Понятно?

Фрау Розали вызывающе взглянула на него и, упоенная борьбой, уперлась руками в 
бока. Хромой Фрэнк от удивления отступил на шаг и спросил:

— Кто вы? Ваше имя Розали Эберсбах?

— Да! — угрожающе буркнула она, делая шаг вперед.

— Урожденная Моргенштерн? — продолжал он, отступая на два шага.

— Разумеется! Или вы против? — и она восстановила расстояние между ними, также 
сделав два шага.

— Овдовешая Лейермюллер?

— Ну да. — И она кивнула.

— В таком случае вы немка?

— А кто же? Еще одно невежливое слово, и вы пожалеете! Я привыкла, чтобы со 
мной обращались галантно. Понятно?

— А я и был галантен!

— Ну, я бы этого не сказала! Разве это галантно — поднимать руку на моего осла?

— Я хотел лишь остановить его, потому что он вам не подчинялся.

— Не подчинялся? Что за вздор! Мне повинуется любой осел — можете себе это 
заметить! А дальше? Дальше вы чуть не раздавили меня в своих объятиях! Мне 
нечем стало дышать, а в глазах погас дневной свет. С дамой надо обращаться 
нежнее и скромнее. Мы не только прекрасный, но и нежный пол; мы хотим, чтобы с 
нами обращались осторожно. А вы хватаете нас, как носильщик коробки…

Она прервалась, потому что за ее плечами раздалось восклицание, представлявшее 
собой некую смесь удивления и восторга:

— Бог мой, да это же знаменитый Хромой Фрэнк!

Названный быстро обернулся и, увидев кричавшего, сам воскликнул с не меньшим 
изумлением:

— Наш кантор Хампель! Возможно ли это! Слезайте вниз и бегом в мои объятия!

Одержимый оперой был как всегда нетороплив и только сейчас добрался до ворот. 
Предостерегающе подняв палец, он ответил:

— Кантор эмеритус, хотел бы я попросить, герр Франке! Потому что на свете может 
жить другой кантор по имени