ался столь любезен, что сумел модулировать 
[18 - Кантор, сыплющий музыкальными терминами, очевидно, имеет в виду модуляцию 
— переход из одной тональности в другую] меня прямо к вам. А самое главное — он 
тоже саксонец!

— Саксонец? — Шмидт не смог скрыть своего удивления и принялся пожирать Хокенса 
глазами с головы до ног. — Не верю! Если у нас, в Саксонии, кто-нибудь появится 
на улице в таком виде, его тут же арестуют.

— Но мы, к счастью, не в Саксонии, — дружелюбно ответил Сэм Хокенс, — и потому 
я сумею сохранить свободу, если не ошибаюсь. Здесь, на Диком Западе, вы еще и 
не такие костюмчики встретите. Куда путь держим, господа?

— Что? — Шмидт категорично махнул рукой. — Мы привыкли, чтобы к нам обращались 
на «вы» и прежде всего хотели бы знать, кто вы такой, что вам нужно и куда 
направляетесь.

— Ладно, сейчас узнаете. Моя фамилия Фальке, родом я из Саксонии, а живу здесь 
как вестмен и воздаю каждому по заслугам. Вот и все. Отвечать вам теперь на мой 
вопрос или нет — дело ваше. А если какой-нибудь осел еще раз оскорбит меня без 
причины, то придется его огорчить.

— Дьявольщина! Может, вы меня имели в виду? — Шмидт резко отступил на шаг назад.


— А кого же еще? — улыбнулся старик, хладнокровно взглянув собеседнику в глаза.

— Тогда проваливайте отсюда, да поживее, если хотите сберечь свои кости!

— Уйду, уйду. А вы оставайтесь… Но прежде все же исполню свой долг земляка, 
чтобы предостеречь вас.

— От кого?

— От тех двенадцати всадников, что уже встречались сегодня с вами.

— Не стоит. У нас хватит ума не совершать глупостей. Эти парни не собирались 
нападать на нас, даже когда не получили ответа на свой вопрос. Так что ваши 
поучения ни к чему.

Шмидт отвернулся, давая понять, что разговор с Сэмом окончен. Тот хотел было 
удалиться, однако задержался.

— Еще одно слово, мастер Шмидт!

— Что? — грубо прозвучало в ответ.

— Раз поучения вам не нужны, я охотно придержу их при себе. Но позвольте мне 
спросить: вы так и оставите фургоны стоять близко друг к другу?

— Что за вопрос?

— Лучшего способа подвергнуться нападению и оказаться ограбленным не придумать! 
Если бы я здесь распоряжался, то посоветовал бы вам поставить фуры квадратом, 
внутри которого людям… хи-хи-хи… придется провести с быками всю ночь. И не 
забудьте до утра выставить часовых.

— Зачем?

— Затем, что вы находитесь на Диком Западе, а не дома, где-нибудь под Лейпцигом 
или Дрезденом.

— Где мы и что мы — сами знаем, и шутовские басни нам ни к чему. Убирайтесь 
отсюда сами, а не то я помогу вам это сделать!

— Ладно, ухожу, если не ошибаюсь. Хотел добро сделать, но если ослу комфортно 
танцевать польку на льду, не имею ничего против.

Резко развернувшись, Сэм удалился прочь. Шмидт недовольно проворчал кантору:

— Что за болвана вы притащили? Настоящий клоун, да еще и глупый как пробка. 
Таких земляков век бы не видел!

— Но со мной он был весьма учтив и любезен, — рискнул возразить кантор эмеритус.
 — Это потому, что я к нему обратился, как говорят музыканты, очень дольче [19 
- Дольче — нежно (ит. dolce)]. А вы выражались слишком сфорцандо [20 - 
Сфорцандо — внезапное и резкое усиление (ит . sforzando)].

— Только потому что он бесцеремонно ворвался к нам как бродяга и…

Голос Шмидта вдруг оборвался. Те двое молодых людей, что раньше разговаривали с 
искателями, успели помыть лошадей в реке и теперь возвращались в лагерь. Одному 
из них, выходцу из Старого Света со свежевыбритым интеллигентным лицом, было не 
больше восемнадцати. Издали он казался скорее коренастым, чем высоким. 
Сформировавшиеся мужественные черты лица его напарника вызывали в памяти образы 
юных индейских вождей. Однако его лицу не хватало остроты, присущей каждому 
индсмену, да и скулы едв