го, что испортит репутацию 
нашего тихого местечка…

При этих словах выражение лица ирландца приняло какое-то странное выражение.

— Какие проблемы? — ухмыльнулся Батлер. — Друзей подставлять не стоит. Обоз и 
так будет нашим, но только там, за Тусоном. Пока прихватим только вола — не 
оставаться же без мяса?!

— Будете им платить? Вряд ли им придет на ум продать животное.

— Что ты плетешь, Пэдди? Если мы чего берем, никогда не платим. Никогда! Одно 
исключение — это ты, наш скупщик. Мы даже закрываем глаза на твой обман. 
Впрочем, люди из фургонов едва ли окажут нам достойное сопротивление. У них 
четыре погонщика, которые не в счет, два парня верхом да скаут, нанятый 
эмигрантами. Но что сделает один скаут против дюжины крепких ребят? Он-то и 
получит первую пулю. От тех, кто в фургонах, думаю, не стоит ждать ничего 
серьезного. Небось, одни бабы со скарбом. Позади обоза, правда, маячила 
какая-то фигура с ружьишком наперевес, не то женская, не то мужская — не 
разобрать. Кажется, из-под пальто сабля торчала. Я заговорил с этим типом, но в 
ответ услышал что-то невразумительное, кажется, по-немецки.

— Если захватите обоз, надеюсь, про меня не забудете?

— Как обычно. Условия можем обсудить прямо сейчас.

В этот момент из хижины выплыла негритянка, готовая обслужить гостей, и оба 
собеседника перешли на шепот. Остальные, казалось, не обращали внимания вообще 
ни на кого. Их голоса зазвучали еще громче, когда пустые бутылки бренди снова 
были наполнены.

Местные индейцы предпочитают обходить стороной кабак ирландца. Им не нравятся 
шумные компании белых, и природное чутье верно подсказывает краснокожим, что 
лучше держаться подальше. На это действительно имелись веские причины. Ирландец,
 называя приезжих «искателями», имел в виду тех самых грабителей, что давно 
снискали дурную славу на юге Аризоны. Они появлялись где угодно, успевая 
переноситься с места на место столь быстро, что никому, даже линчевателям, ни 
разу не удалось реально напасть на их след.

Внезапно шум у хижины стих, и все присутствующие не без удивления уставились на 
новых гостей, верхом приближавшихся к дому. Один только вид этих трех всадников 
сразил бы наповал кого угодно.

Они спешились и направились прямо к пустому столу, не обращая на присутствующих 
никакого внимания.

Первый из них был маленьким, но очень толстым. Из-под уныло повисших полей 
фетровой шляпы, цвет, возраст и прежнюю форму которой определить было 
невозможно, и из дебрей черной бороды выглядывал устрашающих размеров нос, 
способный послужить отличной тенью любым солнечным часам. Кроме этой 
несомненной достопримечательности, видны были лишь два маленьких и подвижных 
глаза. Пока они с чрезвычайным плутовством пробегали по хижине, скрытый взгляд 
уже успел прощупать всех до одного двенадцать искателей.

Остальную часть тела толстяка до колен скрывала старая куртка из козьей шкуры. 
Скроенная явно на великана, куртка целиком состояла из лоскутов и заплат, 
придавая маленькому пришельцу вид ребенка, который, к собственному удовольствию,
 впрыгнул в домашний халат отца. Из-под куртки торчали две сухие, серпообразные 
ножки, воткнутые в обшитые бахромой донельзя изношенные леггины, из которых 
человечек вырос лет двадцать назад. При этом ступни его ног утопали в огромных 
индейских мокасинах, о размере которых в Германии сказали бы: «Пять шагов — и 
уже за Рейном». В руке он держал флинт, похожий скорее на палку, срезанную 
где-то в лесу.

А его лошадь? Нет, о лошади и речи нет, это была мулица, да такая старая, что 
ее ближайшие предки щипали травку, наверное, сразу после всемирного потопа [3 - 
Всемирный потоп — в мифологии ряда народов Божья кара, ниспосланная на 
человечество и на все живое на земле. По Библии, во время всемирного потопа 
спаслись в ковчеге праведник Ной с семьей и по паре «от всякой плоти».]. 
Длинные уши, с которыми ветер мог творить то же, что и с флюгером, были 
совершенно лысые. Гривы у мулицы вообще не наблюдалось, ужасно сухой хвост — 
голый обрубок, в котором торчало не больше дюжины волосков. Но глаза животного 
светились, как у молодого жеребца, а бойкость мулицы у знатока могла вызвать 
восхищение.

Следующий персонаж, подошедший к столу, выглядел не меньшим чудаком. Казалось, 
что обладатель бесконечно длинной, сутулой и костлявой фигуры не видел впереди 
ничего, кроме собственных ног, длина которых любому могла внушить настоящий 
страх. На свою охотничью обувку он нацепил кожаные гамаши, натянув их выше 
колен.